делать. Ведь самое главное — не оставлять дом пустым. О смерти Курцера говорить им пока не надо. — Он подошёл к окну. — И погода хорошая, сказал он умилённо. — Вон, слышите, птички поют.

— Хорошо, — любезно и легко согласился Гарднер, но так, как будто бы он мог и отказаться. — Я и сам думал поехать туда. Курцер мне сказал, что там, по дороге, на него было покушение. Надо поехать и посмотреть, что и как. Я сказал, что деревню эту, пожалуй, придётся ликвидировать в показательном порядке. И Курцер не возражал. Я уже заказал автомобиль.

— Пойдёмте ко мне, — сказал карлик и вздохнул. — Я вам покажу кое-какие докладные Курцера. И, кстати, я не понял: что вы там говорили насчёт этого незаряженного револьвера? Кто виноват?

— Я говорил только, что учту особо, — уклончиво ответил Гарднер. Дело слишком мелкое, чтобы вы в него вмешивались, мой высокий коллега.

«Ах, сволочь, сволочь! — подумал карлик. — Как он ловко показывает мне, что я уже работаю по его ведомству! Ну, подожди...»

И тут он любезно кивнул головой и улыбнулся одной из самых своих благосклонных и очаровательных улыбок, совсем как для фотообъектива.

Как только Гарднер приехал, он сразу же поставил себя на хозяйскую ногу. Он им покажет, как нужно работать. Подумать — возиться чуть не месяц и так ничего и не получить! Ланэ и Ганка были ему неинтересны, зато Бенцинг... Гарднер встретил его в саду, снял шляпу и раскланялся преувеличенно вежливо, потом прошёл в комнату Курцера, в ту самую, что служила ему приёмной, и вызвал Ланэ.

Ланэ пришёл и встал на пороге.

— Слушайте, дорогой, — сказал Гарднер любезно, оглядывая его с ног до головы, — что, собственно говоря, у вас тут делается? Ничего не поймёшь. Вот хочу пройти к профессору — засвидетельствовать своё почтение, спросить, не нужно ли чего. Ткнулся — дверь заперта. Стучу. Вдруг откуда-то снизу появляется мадам Мезонье с ужасным лицом и делает мне какие-то спиритические знаки — не то «иди сюда», не то «уходи». Пришлось бежать. В чём дело, наконец?

Ланэ стоял перед ним помятый, осунувшийся, с нехорошим, землистым лицом.

— Профессору очень плохо, — сказал он тихо и беспомощно улыбнулся. Он не только вас не пускает, к семье он из кабинета не выходит уже третий день.

— Ого! — словно похвалил кого-то Гарднер. — Стойкий старик? А? Ну а еду, что же, ему туда носят?

— Туда и кушать носят, — оцепенело ответил Ланэ. — Только Курта да Марту он к себе и пускает.

— Это какой Курт-то? — прищурился Гарднер. — Слуга господина Курцера, что ли?

Ланэ поднял голову и удивлённо взглянул на Гарднера.

— Ну, — сказал он, — разве же... — и осёкся.

— Разве он пустит к себе Курцера? Ах, Ланэ, Ланэ, — засмеялся Гарднер, — да что вы стоите? Садитесь, голубчик! Я вам не профессор, передо мной тянуться не надо. Тут мы на равных правах, и даже так ещё — я в гостях у вас. Так кто ж такой Курт?

— Старый слуга семейства Курцеров, — сказал Ланэ. — С господином полковником он встречался ещё в Чехии. Они там вместе в какой-то лаборатории работали.

— Ага, так? — принял к сведению Гарднер. — Курите?

— Курю! — уныло сознался Ланэ и совсем повесил голову.

Гарднер протянул ему портсигар.

— Незаменимо по действию на нервную систему, — сказал он машинально. — О, да у вас слёзы на глазах! Не расстраивайтесь. Дело-то чепуховое. Подумаешь, профессор нервничает, капризничает, запирается. Конечно, с его характером и в его лета тяжело ломать себя, но... — он пощупал карман. Вот спичек-то у меня, оказывается, и нет. Эх, господин Курцер, где-то теперь все ваши зажигалки? Вот сейчас попробуем-ка... Бенцинг, Бенцинг! Кажется, Бенцингом зовут?

— Бенцинг! — заорал во всё горло Ланэ и осёкся. Бенцинг вышел из-за портьеры и остановился перед ними. Он был одет в строгий чёрный костюм. Гарднер целую минуту, улыбаясь, смотрел на него.

— Господин Бенцинг, — сказал он даже заискивающе, — я здесь у вас гость и ничего ещё не знаю. Вот курить хочу. Где хранится коллекция зажигалок вашего хозяина? Уж будьте любезны...

Господин Бенцинг исчез за портьерой, пришёл он через десяток секунд и молча выложил на стол коробку спичек.

— Э, Бенцинг! — Гарднер взял спички в руки и засмеялся. — Вон какой вы, оказывается... дрессированный! Нехорошо так скупиться! Я же знаю, у вашего патрона целая коллекция зажигалок, а он мне приносит какие-то паршивые бельгийские спички.

— Господин Курцер не даёт своих зажигалок никому.

— Ага, — принял к сведению Гарднер.

— Он держится того мнения, — продолжал Бенцинг, — что у кого нет порядочной зажигалки, тот обходится спичками, если их ему дают, и благодарит за них.

— Бенцинг, слуге, у которого нет хозяина, — ответил с той же доброй, открытой улыбкой Гарднер, — не следует слишком храбриться. Господин Ланэ, извините, я хочу кое-что объяснить коллеге. Вы не оставите нас на секунду?

Ланэ облегчённо вздохнул, поклонился и вышел.

Наступила тишина. Оставшиеся смотрели друг на друга.

— Больше приказаний не будет? — официально спросил Бенцинг.

— Будет, будет, Бенцинг, — добродушно сказал Гарднер. — Во-первых, бросьте вы этот идиотский тон, спрячьте эту пошлую улыбочку французского альфонса, с которой вам придётся расстаться, быть может, вместе с вашей головой.

— Что? — спросил ошалело Бенцинг и даже отступил немного.

Гарднер зажёг спичку и поднёс её к папиросе.

— С головой, с головой, Бенцинг, — ответил он, закуривая. — Вместе с вашей глупой старой головой, — затягиваясь, ласково подтвердил Гарднер. — С этим пробором, с идиотскими усами под Чаплина, баками, со всей вашей красой, которой теперь, господин Бенцинг, грош цена.

Наступило короткое тревожное молчание.

— Вам, кажется, не нравится? — спросил Гарднер, сияя.

— Вы, господин хороший, вот что... — начал Бенцинг яростно, неудержимо, даже угрожающе и вдруг осёкся. Его маленькие, сонные глазки сразу потухли, черты лица распустились, обвисли. Он с ужасом, уже догадываясь о чём-то, поглядел на Гарднера.

Но Гарднер молчал и курил.

— Ага, Бенцинг, — сказал он, — пасуете? Я ведь многое знаю о вас. Смотрите!

И он шутя погрозил ему одним пальцем. Снова наступило молчание.

— Я... — начал Бенцинг.

— Да, да, — сейчас же охотно поддержал его Гарднер. — Что же вы? — И снял трубку телефона. — Начальника внешней охраны.

— Я думаю, что... — Бенцинг остановился.

— Вот вы про меня только думаете, а я про вас всё уже продумал до конца, как сюда ехал, так и продумал, — сообщил Гарднер. — Что, — думаю, мне теперь делать с господином Бенцингом из города Профцгейма? Сдать в музей имени господина Курцера? Вот стоит же в Марбурге чучело лошади Фридриха Великого... Или, может, лучше поставить тюремным надзирателем в женском отделении? У него душа женственная, нежная, как у хозяина.

Бенцинг сделал шаг к нему.

— Вы всё шутите, — сказал он растерянно.

— Шучу, шучу! — успокоил Гарднер. — Конечно, шучу. Зачем вы мне? Идите в продовольственный отдел, давить на воротники кошек, или отправляйтесь срезать пуговицы с подштанников убитых, или расстреливать за укрытие медного ночного сосуда. Мне-то вы не нужны.

— Что случилось с моим господином? — тихо и сипло спросил Бенцинг.

Дверь отворилась, вошёл начальник охраны.

— С вашим-то покойным господином что случилось? — благодушно спросил Гарднер и повернулся к