Старший партизан вопросительно поглядел на молодого.

— Как только мы повернёмся к нему спинами, он перестреляет нас, — сердито бросил тот.

— А что мешает мне сейчас застрелить вас, когда у меня в руках два пистолета? Стоит мне только нажать курки — и вы оба на том свете… Разговоры здесь излишни. Но один совет: у партизан оружие должно быть в руках, а не в карманах, а вы ведёте себя, как на курорте, тоже вояки называется! Ну, хватит разговоров. Турнэ ву! Бегом.

Юноша повернулся и медленно пошёл. За ним двинулся и старший. Вначале они шли тихо, очевидно все ещё ожидая пули в спину, но постепенно шаг их убыстрялся, потом они побежали, время от времени оглядываясь.

Генрих тоже направился к спуску с плато. Партизаны уже добежали до скалы и теперь внимательно следили за тем, что делает этот странный немецкий офицер. Гольдринг приветливо помахал рукой своим недавним пленникам и начал быстро спускаться с плато.

Когда партизаны добежали до скалы, Генрих уже был далеко. Маки увидели лишь двух всадников, галопом мчавшихся по дороге в город.

— Ты что-нибудь понимаешь? — удивлённо спросил молодой старшего.

— Ничего.

Ничего не поняла и старая крестьянка, которая из виноградника тайком наблюдала всю эту сцену.

Присев в кустах, она чуть не умерла от страха, когда увидела, что Жана Тарваля и Пьера Корвиля задержал немецкий офицер. Она даже закрыла уши, чтобы не слышать выстрела. Но ни один выстрел не прозвучал. Вместо этого до неё донеслись обрывки очень странного разговора, который совсем сбил её с толку.

Не прошло и получаса, как весёлый и возбуждённый Генрих уже докладывал гауптману о великолепной площадке, которую разыскал для испытания новых миномётов.

— А когда именно будут происходить испытания? — спросил он Лютца.

— В ближайшие дни. Наш генерал — член приёмной комиссии. Срок зависит от него. Я думаю, что откладывать он не станет. Тем более, что и миномёты и мины к ним изготовляются тут же.

— Ну, тут вы, наверно, ошибаетесь. В окрестностях Сен-Реми я не видел ни одного пригодного для этого предприятия.

Лютц улыбнулся.

— А по дороге к площадке вы не заметили маленького заводика, справа от шоссе?

— Километрах в полутора?

— Да. Это как раз он.

— Никогда не поверю! Даже заводом его не назовёшь. Какая-то кустарная мастерская.

— Это снаружи. Снаружи действительно нет ничего похожего да большой военный завод, потому что… — Лютц остановился, желая усилить эффект своих слов, — …потому что завод спрятан под землёй! Там работает более тысячи пленных — русских, французов, поляков, чехов, одним словом, людей, которые никогда уже не увидят солнца. Под землёй они работают, едят, спят и даже умирают. Их и хоронят под землёй.

— Хитро продумано! — вырвалось у Генриха.

Он действительно был поражён неожиданным и таким интересным для него сообщением. Надо немедленно дать знать своему командованию.

— Когда я говорю, что их там хоронят, это не значит, что существует подземное кладбище. Трупы умерших сжигают, а пепел по дешёвке продают местным крестьянам как удобрение для полей. Конечно, о происхождении этого удобрения покупатели ничего не знают. Как видите, утилизация полная, — криво улыбнувшись, закончил Лютц.

Генрих не мог не заметить, что последние слова гауптман произнёс с горькой иронией.

Прозвучал звонок.

— Меня вызывает генерал. Возможно, ненадолго. Если хотите, подождите здесь.

— Нет, я пойду умоюсь, а то запылился во время поездки. Встретимся в казино.

Генерал был не один. Напротив него сидел руководитель службы СС майор Миллер.

Адъютант очень не любил этого самоуверенного, нахального гестаповца и был неприятно удивлён, увидав его в штабе… Очевидно, Миллер прошёл к Эверсу, когда он, Лютц, куда-то отлучился.

— Лютц, — начал генерал, указывая на кресло рядом с Миллером. — Майор пришёл по делу, и я хочу, чтобы вы приняли участие в обсуждении. Господина Миллера интересует, что вы думаете о нашем новом офицере по особым поручениям лейтенанте фон Гольдринге?

Лютц удивлённо взглянул на генерала, потом перевёл взгляд на Миллера. Какая всё-таки отвратительная рожа. Особенно этот заострённый нос и подбородок, делающие майора похожим на борзую. А маленькие, круглые глаза сверлят собеседника, словно буравчики.

— Я знаком с лейтенантом Гольдрингом с первого дня его пребывания у нас в штабе. И могу сказать одно — это культурный, способный и совершенно благонадёжный офицер.

— Как видите, Миллер, мнение моего адъютанта совпадает с моим, — проговорил Эверс.

— Я тоже, герр генерал, не сомневался в благонадёжности барона фон Гольдринга, но мы получили сигнал, Миллер многозначительно поднял палец, — какой именно, я не могу сказать. Кроме того, в наши обязанности входит — и вы это хорошо знаете — проверка каждого нового офицера, получающего доступ к секретным документам. Именно потому я и обратился к вам, герр генерал. Вы должны помочь мне в этом.

— Но имейте в виду, Миллер, что речь идёт не о каком-то неизвестном человеке, а о бароне фон Гольдринге, которого оберст Бертгольд знает с детства! Об этом он говорил мне лично. А сам оберст Бертгольд — друг райхминистра Гиммлера. К тому же теперь оберст Бертгольд работает в Берлине, при штаб-квартире господина Гиммлера! Представьте себе, Миллер, что об этой проверке узнает Бертгольд?

— Но мы имеем указания проверять абсолютно всех! И вчера, к сожалению, не зная подробной биографии лейтенанта фон Гольдринга, я звонил по поводу полученного нами сигнала — о, теперь я уверен, что это глупость! — своему шефу и получил от него строжайшее указание немедленно произвести проверку. Уверяю вас, Гольдринг о ней не узнает.

— Но какое ко всему этому отношение имеем мы? — чуть-чуть раздражённо спросил Эверс.

— Нам нужна ваша помощь, — пояснил Миллер. — Необходимо, чтобы вы послали барона в Лион. Это поможет осуществить разработанный нами план. Лучше всего послать Гольдринга с пакетом в штаб корпуса. Остальное мы берём на себя. О последствиях проверки я сообщу вам лично. Надеюсь, вы поможете, герр генерал, и уверяю вас, что об этом никто не узнает.

— Ладно, — согласился Эверс. — Но больше ничего от нас не требуйте. Когда именно послать барона?

— Сегодня. Поезд отходит в шестнадцать сорок.

— Надеюсь, майор, вы больше не будете беспокоить нас вопросами, касающимися моего офицера?

— Признаться, меня самого волнует эта история после того, что вы мне сообщили о взаимоотношениях фон Гольдринга с Бертгольдом. Но отступать уже поздно, поскольку я получил самое категорическое распоряжение и даже согласовал с шефом план этой маленькой операции. Итак, мы обо всём договорились! До свидания. Миллер поклонился и вышел из кабинета.

— Не нравится мне эта затея, гауптман, — сердито заметил Эверс, когда за Миллером закрылась дверь. — Но и отказаться мы не имеем права. Во всяком случае надо, чтобы Гольдринг не узнал о проверке. Иначе он доставит нам через Бертгольда немало неприятностей. Иметь дело с господином Гиммлером — это всё равно, что сидеть на пороховой бочке и держать в руке зажжённый шнур.

— Такой орешек, как Гольдринг, явно не по зубам Миллеру.

— Но мы должны сегодня же отправить барона в Лион.

— Он офицер по особым поручениям, и если послать его в штаб корпуса даже с обычной армейской запиской, это не вызовет у него никаких подозрений. Гольдринг даже не будет знать, что в пакете. Остальное не наше дело.