— Что нового, Лютц? — обратился он к адъютанту.

— Нового? Новый офицер по особым поручениям, — попробовал пошутить Лютц.

Генерал Эверс повернулся к Генриху.

— Лейтенант фон Гольдринг!

— А-а, мне вас рекомендовал оберст Бертгольд, мой давний друг. Прошу в кабинет!

В кабинете генерала на маленьком столике, придвинутом к письменному, стояло несколько бутылок с минеральной водой. Генерал налил один бокал и поставил его перед собой.

— Вас не угощаю этой горько-солёной гадостью. Но я вынужден пить — печень! Впрочем, вас, молодых, такие вещи не интересуют… Ну, как там оберст? Ещё не известно, какое назначение он получил?

— Он думает, что останется в Берлине.

— О, тогда Бертгольда можно поздравить! При поддержке Гиммлера он далеко пойдёт. Вам повезло, лейтенант! Ведь не каждый имеет такого покровителя, как Бертгольд. Он даже сказал мне, что считает вас своим сыном…

— Герр Бертгольд был очень ласков со мной. Он дружил с моим отцом и действительно встретил меня, как сына.

— Да, да, Бертгольд рассказал мне вашу историю. Очень романтично! Я, кстати, тоже знал Зигфрида фон Гольдринга и был с ним в приятельских отношениях. Меня очень огорчила его преждевременная смерть, но вы можете гордиться ею. Это была смерть на посту, настоящая смерть солдата!

— А как вы думаете использовать меня, герр генерал?

— Вы будете работать у меня как офицер по особым поручениям. Придётся много ездить, но вы, как человек молодой, вероятно, любите путешествия.

— Лишь тогда, когда они не мешают как можно лучше выполнить данное мне поручение. О собственных желаниях во время войны приходится забывать.

— Очень разумный взгляд на вещи! — генерал отпил глоток воды и, перейдя с интимного тона разговора на деловой, прибавил: — Задания будете получать непосредственно от меня или через Лютца. Надеюсь, вы уже познакомились с ним?

— Так точно, герр генерал, и он произвёл на меня впечатление прекрасного офицера.

— Я рад, что у вас сложилось такое мнение. Ведь вам часто придётся работать вместе… Ну, лейтенант, мы ещё встретимся с вами во время обеда в казино, и потому я не прощаюсь.

— Как принял вас генерал? — спросил Лютц, когда Генрих вышел из кабинета Эверса.

— Довольно приветливо. Предупредил, что нам с вами часто придётся работать вместе, и остался доволен тем, что вы произвели на меня прекрасное впечатление,

— Очень благодарен, барон.

— Генерал говорил, что заданиям я буду получать непосредственно от него или через вас. Что именно я должен делать сегодня?

— Пока отдохнуть и осмотреть город. Я сегодня сам не в форме, а если возникнет что-либо срочное, я вам сообщу. Нужно, чтобы денщик знал, где вас искать. И не опаздывайте к обеду — генерал этого не любит. Обедаем в казино ровно в час.

— А ужинаем вдвоём, там, где и вчера, — прибавил Генрих.

— Боюсь, что это слишком дорого, — заколебался Лютц.

— Не беспокойтесь о таких мелочах, герр гауптман! — небрежно бросил Генрих и вышел.

Знакомство с городом не заняло много времени. Генрих не ошибся вчера, когда отметил про себя, что главная улица Сен-Реми проходит по автомагистрали. Здесь были сосредоточены гостиницы, виллы, кинотеатр, магазины, мэрия. Все остальные улочки, отходившие от этой главной артерии, были достаточно грязными, извилистыми и такими узенькими, что на них не могли разъехаться даже две машины. Немного побродив по городку, Генрих вернулся в гостиницу и до обеда успел поработать со словарём. Ему хотелось поскорее обновить свои знания французского языка. За несколько минут до часу Генрих был в казино.

Там уже собралось человек тридцать штабных офицеров. Они прохаживались по залу вокруг длинного, накрытого белой скатертью стола. На нём стояли приборы, и две официантки расставляли большие суповые миски с разливными ложками. Генрих заметил на себе несколько любопытных взглядов. Очевидно, на присутствующих произвело впечатление то, что на нём был новенький мундир из дорогого материала, из которого шьют только парадную форму.

Все вытянулись, когда вошёл генерал. Эверс направился к месту во главе стола, но не сел, а стал за своим стулом. Офицеры также встали возле отведённых им мест. Эверс пальцем поманил Гольдринга, рукой указал ему на стул по правую руку от себя.

— Господа офицеры, — обратился генерал к присутствующим, — разрешите представить вам нового офицера нашего штаба, лейтенанта барона фон Гольдринга.

Генрих поклонился, присутствующим.

— Он будет работать моим офицером по особым поручениям. До сих пор лейтенант фон Гольдринг был офицером по особым поручениям при начальнике отдела 1-Ц штаба корпуса, которым командовал генерал Иордан.

Кое-кто из офицеров с уважением взглянул на Генриха.

— Ближе вы познакомитесь в процессе работы.

Генерал сел. Вслед за ним сели и офицеры. Генерал налил себе супу, и все по очереди взялись за разливательные ложки. Генриху было очень смешно наблюдать, как все присутствующие подражали своему начальнику. Обед длился долго.

Наконец генерал поднялся. Поднялись и офицеры. Генрих с облегчением вздохнул.

— После обеда я вам нужен? — спросил он Лютца, когда они вышли из казино.

— Знаете, давайте начнём с завтрашнего дня, как-то ни к чему не лежит душа. Да и у генерала болит печень, он будет сидеть у себя на вилле.

— Тогда до девяти! Если я не найду вас в штабе — приходите прямо в мою комнату.

В вестибюле гостиницы Генрих столкнулся с Моникой.

— Здравствуйте, мадемуазель, — поздоровался он с девушкой довольно холодно.

К его удивлению, Моника улыбнулась.

— Здравствуйте, барон.

— А вы умеете улыбаться? — с притворным удивлением спросил Генрих.

— Я, кажется, живое существо, что ж тут странного?

— В вашей литературе есть чудесный роман, который вы, конечно, читали. «Человек, который смеётся». Ну, а вас здесь называют «девушка, которая не смеётся». Наши офицеры рассказывали мне, что вы ни разу им не улыбнулись.

— Улыбаться им?

— Выходит, вы сделали для меня исключение?

Моника, верно, вспомнила поручение, данное ей Франсуа, и прикусила губу, чтобы удержаться от резкого ответа. Но всё-таки не выдержала:

— Вы чересчур высокого мнения о себе, барон, я отнеслась к вам более приветливо, потому что вы показались мне более культурным человеком, чем ваши коллеги.

— Вы с предубеждением относитесь к нам, немецким офицерам, и потому меряете всех одной меркой.

Моника глубоко вздохнула и опустила ресницы. Верно, пряча гневный блеск глаз.

— Война есть война, мадемуазель. Не вы и не я её начали, — миролюбиво произнёс Генрих.

Девушка не ответила, но и не ушла. У Генриха вдруг мелькнула смелая мысль.

— Мадемуазель Моника, вы не сочтёте меня чересчур надоедливым, если я осмелюсь попросить вас оказать мне одну небольшую любезность?

— Вряд ли я чем-нибудь смогу вам помочь.

— О, я уверен, что сможете. Ведь вы говорите по-немецки, и вам нетрудно будет помочь мне изучить французский язык.

— У вас для допросов есть переводчики.

— Неужели вы думаете, мадемуазель… ведь я не эсэсовец, а обычный офицер, которого призвали в