Помню все…А мудреное пиво,А чудные поляки,Подающие исподвольМне какие-то знаки…Пани есть французска?Пани югославска?И глядит фарцовщикС потаенной лаской.Помню все…Не хочу просыпаться,Не хочу возвращаться.Никакого же прокуОт меня домочадцам!Все в себе обрываю,Да что я ни затеваю —Даже маленький шрамик твойЯ не забываю.Помню все…Забываю, но помню все,Забываю, но помню все,Забываю — но помню.Помню все.Засыпаю — и помню все.Просыпаюсь — и помню все.Не хочу забывать.* * *Так вот: боюсь сорваться в страсть, как в прорубь.В новейший глянец ласковой беды.Но тот, кто был, кто пробовал, кто пробыл, —Запомнил вкус той ледяной воды.Кто прорубь знал — особая порода.Он как бы миру поданная весть.Он только цифра памятного кода.Он вышел, выпал, выплыл, да не весь.Ну, знал же, знал еще внутриутробно,Что это будет, будет впереди.Его трясет, в тепле ему ознобно,И плещет прорубь в треснувшей груди…* * *И вот походкой не московскойИдет себе по МаршалковскойИ то и дело оставляетСвой неприметный в мире след.И не пойми его превратно,Но он склоняется приватноК тем магазинчикам приятным,Где горит уютный свет.Варшавский фокстерьер — не то, что наш.Он и ухожен, и расчесан, и подстрижен.Хозяйским ласковым вниманьем не обижен.Не фокстерьер — а в рамочке пейзаж.А я походочкой московскойЗа ним трушу по Маршалковской.Поскольку я без провожатых —Бреду за этим фоксом вслед.И не пойми меня превратно,Но я уже клонюсь приватноК тем магазинчикам приятным,Где горит уютный свет.Варшавский фокстерьер — серьезный пан.Не может быть, чтоб он гонял каких-то сявокЧтоб хмурых кошек выпроваживал из лавокЧтобы таил в себе хоть маленький изъян.Он на цепочке на короткой,А я за ним трусцою робкой…Но вот закончились витрины,И встал хозяин прикурить.
