Белизна ее тела, сверкающего под светом лампы, под огненной копной волос, властно влекла его к себе. Он подошел, бессмысленно бормоча банальные слова, беспричинно извиняясь, приставил трубку и стал ее выслушивать.
— Не дышите... дышите... Глубже!.. — говорил он, а глаза невольно рассматривали ее плечи, спину, грудь...
Странно! Ее близость охладила Климента. Грудь у нее была уже не такая крепкая, на спине большие желтые пятна. На шее морщинки, незаметные раньше под слоем пудры. «Сколько ей лет?» — подумал он.
— Ну, что вы находите? — спросила она изменившимся, низким грудным голосом.
— Минутку... Дышите глубже! Так. Повернитесь спиной, пожалуйста...
Он начал ее выстукивать. Вслушиваясь в чистые тона грудной клетки, он невольно слышал мужские голоса в соседней комнате. «Как все это гадко. Она здесь, с врачом, обнаженная... они там... их голоса... Возможно, она меня и не намеренно выспрашивала о войне, но как же она порочна, как порочна! — поймал он наконец ускользавшее от него слово. — А ты сам, доктор Будинов, не с таким же намерением сюда пришел?..» — спросил он себя и сразу же почувствовал к себе отвращение.
Он отодвинулся от нее и сказал:
— Видимо, вы простыли в дороге. — Никаких хрипов он не слышал, тоны были нормальные, но ему хотелось как-то оправдаться перед собой.
Она посмотрела на него с откровенной насмешкой.
— Вы находите?
— Да, в левой стороне.
И он сердито произнес несколько латинских фраз, которые вернули ему не только равновесие, но и уважение к себе.
— Разумеется, я не хочу пугать вас пневмонией...
— О! Но вы, доктор, в самом деле меня пугаете! Неужели она действительно мне грозит? Я хочу сказать, вы это допускаете?
Он улыбнулся. Пожалуй, он зашел слишком далеко.
— Нет. Не тревожьтесь. Посидите денька два дома. Попринимайте порошки, которые я вам назначу. Я уверен, что все обойдется.
Он пошел к двери.
— Я напишу рецепт там. Позвать вам горничную, сударыня?
— Да, пожалуйста, — протянула она разочарованно.
Климент зашел в соседнюю комнату, попросил Филиппа позвать горничную и стал выписывать рецепт на вполне безвредные порошки от простуды.
— Надеюсь, ничего опасного? — озабоченно спросил генерал.
— Нет, легкая простуда. Ей необходимо беречься вечерних туманов.
«Этот длинноносый генерал, наверное, ее любовник», — думал Климент, дописывая рецепт. То, что сам он был пешкой в ее порочной игре, больше его не оскорбляло. Он только торопился поскорей уйти. Его охватило тоскливое чувство пустоты, которое он испытывал всякий раз при разочаровании. Он даже не задумывался над тем, чего он ждал и почему разочарован, только сознавал, что все
— Вы здешний? — спросил генерал Бейкер.
Климент кивнул: да, он здешний.
— Что говорят в городе о войне?
И этот спрашивает о войне! Климент насторожился.
— Война далеко от нас, — начал он, взвешивая каждое слово. — Говорят, что, в общем, русские отойдут за Дунай... Впрочем, что мы здесь можем знать! Вы приехали из Константинополя, господин генерал. Настоящие новости там!
— В Константинополе никто бы не поверил слухам об отступлении русской армии. Нам предстоят тяжелые бои, доктор! Никто не строит иллюзий... Однако никто не сомневается в том, на чьей стороне будет окончательная победа.
— Да, действительно, в том, на чьей стороне будет победа, сомнений нет, господин генерал!
Через комнату, направляясь к Маргарет, прошагала тощая, мужеподобная мисс Далайла. Следом за нею шел Филипп. Услышав последние слова Климента, он остановился и вопросительно поглядел на них, засунув пальцы в карманчики пестрого жилета.
— А у нас разговор опять о войне, — обратился к нему Бейкер. — Доктор тоже слышал о том, о чем вы мне говорили.
— Любопытно, не из одного ли источника? — небрежно спросил Филипп.
— Было бы куда любопытнее, если бы из разных! К сожалению, Филипп, я предполагаю, что и ты слышал об этом от майора Сен-Клера.
— Как, это идет от Сен-Клера? Тогда это в самом деле любопытно! — воскликнул генерал.
И он рассказал о ходивших по Константинополю слухах, пересыпая свой рассказ шутками. По его мнению, слухи эти были невероятные, порой наивные, но вполне естественные для того тревожного времени, в которое они жили.
Филипп и Климент слушали высокопоставленного иностранца с интересом, кивали, улыбались ему, улыбались друг другу. Они держались так, как и подобало образованным, хорошо воспитанным и, молодым людям, к тому же соседям и друзьям детства. Но оба в то же время настороженно следили друг за другом. «Я тебя знаю, — говорил взгляд Филиппа. Еще в школе Россия не сходила у тебя с языка. Все вы одинаковы, ваше счастье, что вам верят». А Климент, глядя на него, чувствовал презрение и вместе с тем жалость. Образованный! Умный, деятельный! А для чего? Для себя одного. Куда денутся такие, как он, когда времена переменятся?
Но тут вошла миссис Джексон.
— Так мы пойдем, Маргарет? — обратился к ней генерал Бейкер.
— Нет, сорвалось, мой друг. Сердитесь на доктора, а не на меня! Он запретил мне выходить из дому целых два дня! — Маргарет одарила его обольстительной улыбкой и обратилась к Филиппу: — Вы пригласили меня на ужин. Я уверена, что вы оставите и генерала!
Филипп согласился с шумной готовностью, но англичанин прервал его:
— Благодарю вас, господин Задгорский! Я очень сожалею. Меня ждет в клубе наш общий друг барон фон Гирш. Я ему обещал.
Климент воспользовался этим моментом и откланялся.
— Вот рецепт, сударыня, — сказал он. — Если вы пошлете сейчас кого-нибудь в аптеку Сабри-бея, вероятно, вы получите лекарства сегодня же вечером. Филипп, позаботься.
— Благодарю вас, господин доктор! Я дам распоряжение своему секретарю насчет вашего гонорара.
— Нет, нет, сударыня! Я уверен, что вы не захотите меня обидеть, — улыбаясь, сказал ей Климент и, сославшись на неотложные дела, попрощался и вышел.
Когда в прихожей раздался звонок, Филипп со всех ног кинулся к воротам, сразу утратив все свои светские манеры. Но это был не хаджи Мина, которого он отправил в аптеку за лекарством. Это была Неда, ее сопровождал консул. Оба они были так взволнованы, что не заметили, как у него вытянулось лицо.
— Добрый вечер, как хорошо, что это вы! — воскликнул Леге, входя во двор. — Нет, в дом заходить я не буду. Прошу вас, помогите мне!
— Я готов. Что случилось?
Филипп метнул взгляд на сестру. Он вспомнил вчерашний разговор Неды с отцом. С застывшим лицом она смотрела через раскрытые ворота на фаэтон Леге и молчала.
— Мадемуазель Неда непонятно почему отказывается быть на приеме.
— Прием состоится и без меня!
— Вы слышите, Филипп? Но почему, скажите, бога ради, почему? Я же вам объяснил, Неда. Сесиль — это только повод, истинная причина этого приема — вы!.. Как же вы можете не присутствовать!
