рубцы запекшейся земной плоти покрыли барханы, черный маслянисто-липкий пепел сожженных заживо реял над полем битвы. По обе стороны света, бок о бок, медленно всходили два гигантских светила, две звезды, белая и синяя. И по мере того, как поднимались они над горизонтом, плавились и стекали к подножиям вершины каменных гор, скованные до того времени ледяными оковами.

В центре всего этого вселенского столпотворения стоял Дзигоро, бесстрастный, как вечное небо над его головой. Он был по-прежнему невредим.

— Я очень ценю твой урок, — произнес он. — Но не мог бы ты убрать бурю с равнины, не стоило вмешивать в наши дела ни в чем не повинных купцов и караванщиков. Если ты очень устал, пытаясь меня убить, то так и быть, я сам займусь этим.

— Ты?

— Или?

— Ты же всегда презирал магию.

— Я и сейчас считаю, что нельзя приказывать тому, кто подчиняется лишь воле всемогущих Богов. Но если ты не против, я попрошу бурю успокоиться.

Озадаченное и злобное выражение лица лемурийца сменилось презрительным. Дзигоро, не обращая на него ровным счетом никакого внимания, свел ладони вместе и прошептал несколько слов, которых маг не смог расслышать. И о чудо! Произошло то, в чем лемуриец не мог признаться даже самому себе, так быстро смирить гнев стихий не смог бы даже его повелитель. Толщи грозовых облаков таяли прямо на глазах, превращаясь в легкую серебристую дымку, которую тут же унес вдаль свежий ветер с верховий гор.

— Впечатляет, — кивнул лемуриец и едко добавил, — но не слишком. Кто ты без своего Бога? Никто. Меньше, чем никто. Презренный червяк под моей сандалией. Ты ни-ко-гда не сможешь меня погубить. Предсказатель ошибся, камелиец. Ты слишком ничтожен. Пожалуй, мне стоит отпустить тебя. Ты безопасен.

Губы Дзигоро дрогнули в едва заметной усмешке.

— «Никогда» — это слово, которое не пристало произносить смертным. Они не знают его подлинного смысла. «Никогда» — это слово Богов.

— И тех, кто равен Богам! — вскричал лемуриец.

— Героев? — Бровь Дзигоро слегка приподнялась, нарушая симметрию, отчего лицо его стало молодым и веселым. — Возможно. Их немного. И ты не из их числа.

— Ты думаешь, твой пес из их числа? — прошипел маг, наливаясь ехидной злостью. — И это слово пристало ему? Но как же быть, ведь он лишен дара речи.

Камелиец медленно покачал головой:

— Зря ты так поступил с Куллом. Время обретения утраченного еще не наступило, но оно настанет. Тумхат, я чувствую его приближение, и ты его чувствуешь, и вся твоя злоба от страха. Ты боишься, Тумхат, боишься и правильно делаешь. Этот человек не умеет прощать такие обиды.

— Я не боюсь собак, — огрызнулся лемуриец.

— Напрасно. — Дзигоро расслабился, повел плечами, разгоняя остатки морока, и сделал шаг.

Тумхат невольно попятился.

— Я не трону тебя, — мягко проговорил камелиец, — В моем сердце нет ни злобы, ни желания мстить тебе. Ты такое же орудие судьбы, как и я. Но Кулл иное. Он решает сам. И своим прямодушием он рвет сплетенные вокруг него сети коварства. Ты уверен, что правильно понял предсказание? А что ты скажешь на то, если не я, а варвар из Атлантиды послужит орудием твоей гибели?

Лемуриец выпрямился. Высказанная Дзигоро мысль поразила его в самое сердце.

— Ты напрасно сказал мне об этом, — проговорил он наконец. — Теперь я точно найду и добью этого шелудивого щенка.

— Во всяком случае попытаешься, это точно, — кивнул Дзигоро. — Что ж, удачи не желаю. Я читал знаки, которые судьба начертала над головой варвара. От твоей руки он не умрет. Ему суждено стать великим королем. Так что не советую тебе с ним ссориться. — С этими словами камелиец вышел и аккуратно прикрыл за собою дверь, оставив мага кататься от бессильной злобы среди разбитых склянок с вонючей жидкостью по прожженному его же молниями ковру.

Он шел по узким коридорам, освещенным ненавистным ему еще со времен заточения холодным зеленым светом, и чувствовал, как поверженная было тьма вновь набирает силу, густеет по углам, собирается под лестницами в недобром ожидании. Ему не дано было рассеять эту тьму навсегда. Он мог только выстоять в схватке с ней, если будет на то воля Ранхаодды, который, теперь Дзигоро знал это точно, все-таки не оставил его, несмотря на пролитую на его пороге кровь. Его Бог все еще был с ним. И что из того, что в свое время, быть может, за следующим поворотом, он потребует и возьмет плату за нарушения его заповедей. Это не страшно. Одна жизнь и одна смерть ничего не изменят на весах вселенной. Но по его следам пройдет другой — Воин, Герой — погибель магов, и если от шагов Дзигоро Призрачный Замок лишь содрогнулся, то от поступи могучего варвара он рухнет на голову своего хозяина. Так будет!

Дзигоро ничего не расслышал. Шаги лемурийца в мягких туфлях были легки, как походка большой кошки. Он крался по смежным коридорам, пока Дзигоро пересекал замок по главной лестнице. Рука мага сжимала страшное оружие. Легкий, как могло бы показаться со стороны, а на самом деле налитый смертоносной свинцовой тяжестью, короткий меч или, скорее, длинный кинжал с необычно извитой формой клинка. Клинок этот не отбрасывал блики отраженного света, а принимая их на свою полированную поверхность, поглощал целиком и безвозвратно. Магическое оружие — дасар старинной работы в умелых руках — это воплощение Смерти. Вдобавок сам лемуриец наложил на него знаменитое заклятье четырех стихий, которое едва уместилось на оружии, так много оно уже несло на себе.

Тумхат и не собирался отпускать маленького камелийца. И когда в пятне зеленого света показалась его худая фигура, а затем узкая спина, лемуриец не колебался. Он прыгнул вперед, занося руку с мечом, и со свистом вспоротого воздуха обрушил чародейскую сталь на голову Дзигоро. Вернее, хотел обрушить. Камелиец едва заметно отклонился, повернулся на самых кончиках пальцев ног и стремительно вскинул руку, ладонь его не была сжата в кулак, лишь чуть-чуть согнута. Тумхат не задержал удара, предчувствуя, Как эта тонкая рука прямо сейчас упадет на пол жалким дергающимся обрубком. Но произошло иное. Его оружие, его великолепное орудие убийства, выкованное лучшими мастерами страны Заката и столь верно служившее хозяину до сих пор… наткнулось на вытянутую руку как на стену, и с жалобным звоном рассыпалось бесчисленным множеством мельчайших осколков, точно промерзшее стекло от пролитого на него кипятка.

— Дух отражающего удар был крепче, чем дух наносящего удар, — отрешенно констатировал Дзигоро. — Ты что- то забыл мне сказать, Тумхат? Тот, к кому был обращен вопрос, не отвечал, а в растерянности рассматривал обломок кинжала. — Не расстраивайся, — посочувствовал ему Дзигоро. — В конце концов, это всего лишь железный меч.

— И мое лучшее заклятие, — прошептал Тумхат.

— Всякое заклятие — ничто против Веры, — живо возразил Дзигоро и мягко улыбнулся. — Ты выбрал не ту стезю. Впрочем, это не твоя вина. Вряд ли у тебя был выбор. Служители Йог-Сагота не могут быть свободными. Это их плата за могущество.

Дзигоро говорил легко и непринужденно, но каждый нерв в нем трепетал. Он чувствовал, как в лемурийце закипает ненависть, черная ненависть, как беззвездное небо, как отражение мрака в бездонном колодце, как дары Йог-Сагота. Он видел воочию, как растет злоба в этом, разъеденном страхом и завистью сердце, как коварный мозг сплетает сеть заклятия, с которым нельзя спорить. Брошенное вперед с силой и страстью Тумхата, оно вырвется наружу, превратясь в отравленный кинжал, золотую шаровую молнию или ядовитую гадюку. Дзигоро мог отклониться, но это не уничтожило бы силы заклятья. Оно вырвалось бы в мир, сея разрушения и усиливаясь с каждым мгновением горя, страха, боли, с каждым посланным ему вслед проклятием, пока не настигло бы свою цель, погубив на этом пути многие и многие невинные жертвы. За своей спиной Дзигоро почувствовал легкое дуновение. Он узнал его. Не мог не узнать. Всю жизнь он готовился к тому, чтобы ощутить за своей спиной этот легкий вздох. В этот миг он понял, какую плату потребует от него Великий Ранхаодда. Понял. И согласился.

— Что с тобой, проповедник? — с усмешкой спросил лемуриец, почувствовав перемену в настроении собеседника. — Ты увидел собственную смерть?

— Да, — неожиданно согласился с ним Дзигоро. — Она здесь.

— Поздновато. Однако ты снова ошибаешься, она не там, куда ты смотришь. Она перед тобой. — Он еще не успел договорить, как свистящая сизая молния метнулась вперед. Дзигоро инстинктивно дернулся, пытаясь отклониться, усилием воли обуздал свой естественный порыв. Тело, послушное разуму, смирилось и на этот раз. Камелиец вздрогнул. Боль пронзила его с головы до ног, подобно копью. Жестокий удар встряхнул худое тело, заставил качнуться, но и тут Дзигоро устоял. Устоял, принимая в себя весь огромный заряд черной злобы и ненависти, сминая его, гася в самом себе, встав на пути живым заслоном.

Он платил. И никакая плата не была слишком велика или несправедлива, если ее требовали боги. Потому, что боги иногда требуют невозможного, но они никогда не требуют больше абсолютно необходимого для сохранения хрупкого равновесия Вселенной.

Плоская рукоять кинжала торчала в груди Дзигоро, на два пальца выше сердца. Рана была смертельной, потому что холод заклятия уже проник в кровь. Дзигоро чувствовал, как он расползается мертвящими щупальцами забытья. И все-таки он стоял.

— Ты получил, то, за чем пришел, — проговорил Тумхат. — Это конец.

Синеющие губы Дзигоро шевельнулись.

— Твой, — услышал он в ответ. — Я еще даже не начал.

И тут случилось странное. Легкий серебряный звон прозвучал над их головами светло и чисто под этими гнусными сводами, и вихрь, родившийся неизвестно как и откуда, и принес ароматы роз и крепко заваренного