глобальном масштабе.
— Стало быть, обмениваться информацией?
— Не только. И проводить экспертизу. Я, между прочим, заместитель директора.
— Так вы бюрократка. Русские очень не любят бюрократов.
— Я их тоже не жалую. Я ведь из полиции, Катков, мой номер 1811, и я имею право носить личное оружие.
— Но не 007.
— А все же мы первыми ввели нумерацию агентов, — парировала она с ухмылкой. — Я двадцать лет та оперативной работе. Служила в пограничной страже, была тайным агентом службы по борьбе с наркотиками, возглавляла группу информаторов. Когда решили объединить такие группы и создать единую сеть, пошла на повышение.
— Похоже, вы скучаете по оперативной работе.
— Если агент, засаженный за канцелярский стол, скажет, что она ему по душе, он имеет в виду, что сыт ею по горло.
Она остановилась и присела на скамейку, откуда открывался великолепный вид на замерзшее озеро.
— Беда в том, что аналитическая работа дает больше, чем могут сделать руки. Как бы то ни было, вот дело, которое я имею в виду. При финансировании строительства нефтепровода из Сибири в Западную Европу — сделка заключена между Россией и некоторыми американскими инвестиционными фондами — посредником от российской стороны выступал господин В.И. Воронцов.
— В этом есть определенный смысл. Воронцов опытный специалист по части внешней торговли. Мы погрязли в долгах, и главный источник погашения долгов — нефть, продаваемая за твердую валюту.
— Так-то оно так, но строительство нефтепровода тесно связано с отмыванием грязных денег. Если Воронцов был посредником при заключении этой сделки и одновременно осуществлял контроль за финансированием, то это прямо отвечало пословице «Пустили лису в курятник кур сторожить».
— Может быть. А может, другое — он служил и нашим и вашим.
— Вы имеете в виду, что он вел двойную игру?
— Вы угадали. Как по-вашему, можно ли придумать лучшие возможности для хищений, нежели заключить явно невыгодную сделку и самому следить за тем, как она осуществляется?
— Можно, и даже несколько, — подумав, ответила Скотто. — А есть ли у вас доказательства, что убили его из-за того, что он хотел поднять шум?
— Доказательств еще нет. Но я нутром чую, что он намеревался так поступить.
— Почему? Не для того ли, чтобы поднять тираж газет с вашими репортажами и очерками?
— Да просто потому, что вчера кто-то пытался убить меня.
Тут уже Скотто отбросила равнодушный вид и навострила уши.
— Я думал, что знал о причине покушения, но теперь, когда репортаж прошел по каналам ИТАР-ТАСС, все выглядит по-другому. Если вы смогли перехватить их сообщение, может, другим это тоже удалось?
— А ваша информация угрожала благополучию других людей?
Я согласно кивнул.
— Понятно. Тогда почему же в некрологе на Воронцова говорится, что он стал жертвой грабежа?
— Да, у него украли ордена и медали, некоторые весьма дорогие. Милиция считает, что они-то и стали причиной убийства. Но теперь я готов спорить на что угодно: причина здесь совсем другая.
— Тогда не стоит ли прощупать Шевченко? В порядке обмена информацией?
— На вашем месте я бы на это особо не рассчитывал. Так: или иначе, он обмолвился, что такие дела обычно расследует отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Упомянули фамилию следователя — Годунов.
— Спасибо.
— Так вы его знаете?
— Совсем немного. Сцепились на семинаре. Достаточно самонадеянная сволочь.
— Не только он. Это можно сказать почти о каждом менте, с которым мне доводилось сталкиваться…
Она пристально глянула на меня.
— …в городе Москве.
Понимающе улыбнувшись, Скотто спросила:
— А еще о чем вы подумали?
— Больше ни о чем, честное слово.
— Хорошо. Здесь мы расследуем международную финансовую аферу на высшем уровне. Это не ваш материал для прессы, добытый на улице. Но если вы что-то выясните, меня можно найти через наше посольство.
Она встала со скамьи, глубоко вдохнула холодный воздух и пошла к береговой кромке озера.
— Госпожа Скотто, не помните, выходили ли ваши люди когда-либо на нашего гражданина по фамилии Баркин? Аркадий Баркин. Для меня это немаловажно.
— Баркин? Нет, не помню такого. Кто он?
— Главарь местной мафии, родной наш вор в законе. Помимо прочих дел он заправляет собственным ночным клубом. Многие бизнесмены, приезжающие в Москву, без ума от него.
— Вы имеете в виду бизнесменов, банкиров, директоров государственных предприятий? — выпалила она, как из пулемета.
— Да, их. А клуб называется «Парадиз».
— Название прямо мистическое. — Она слегка улыбнулась тому, о чем подумала. — Мистическое в религиозном смысле и совсем не мистическое в…
— …научном исследовании на тему о развенчании мифа о могуществе прессы и других ложных представлений, — досказал я за нее.
— У вас хорошая память.
— Крутая формула.
— Сами вы крутой. И что там в «Парадизе»?
— Там растут пальмы, летают попугаи, играют в рулетку и в карты, показывают стриптиз прямо в зале. И еще там лучшая кухня в столице.
— А не воровской ли там притон?
— Ничего подобного.
— Тогда вы говорите о заведении в моем вкусе.
15
— Шестерка! Выигрыш не из легких! — выкрикнул молодой крупье по-английски, когда игральная кость замерла на месте. Как и большинство обслуживающего персонала в «Парадизе», он был кубинец.
— Ага! — вскинув в победном жесте сжатый кулак, хриплым голосом воскликнула агент Скотто, на что сидящий в вольере пестрый попугай отозвался пронзительным гоготом.
Часы показывали два часа дня, но и в два часа ночи в этом клубе без окон стоит тот же неумолчный гул оживленной толпы. Скотто светил выигрыш. Я весь напрягся, как струна на балалайке. Мы торчим здесь уже битый час, а ни Баркина, ни его мордоворотов не видно. Нельзя сказать, чтобы это меня сильно огорчало. Может, тот наемный убийца и был бывшим спортсменом, и что из того? Если торгаши орденами и медалями не нанимали его, кто же тогда нанял? С Рафиком меня свел Баркин; в кафе «Граница» направил тоже Баркин; Баркин, один только Баркин знал, что мы с Рафиком будем там. Но при чем здесь связь с убийством Воронцова или со скандальной приватизацией? Я-то знал, из-за чего так обозлились дельцы с черного рынка наград, но тогда все поведение Барыша свидетельствует, что он был на моей стороне.