— Я настаиваю.

Чарльз налил вина в два бокала и один протянул Марии. Она неохотно взяла и немного пригубила вино. Он сидел напротив, наблюдая за нею, и скорее почувствовал, чем увидел, как с нее спадает напряжение.

— Ну как, вам лучше?

Она кивнула.

— Когда вы рассчитываете достигнуть Кале?

— Завтра, надеюсь, до наступления темноты, а значит, нам придется выехать очень рано. Могу только мечтать, чтобы мы без дальнейших приключений добрались до места. Отправляясь в замок Феро, я сообщил полковнику Уинстону ориентировочную дату нашего прибытия в Дувр — при условии, что все пойдет по плану. Тогда уже он о вас позаботится, если ничего не изменится. — Мария вопросительно посмотрела на него, но он не стал ничего объяснять, тая в душе надежду, что, бросив на полковника всего один взгляд, она порвет с ним.

— О своих делах я тоже договорился, так что в Дувре нам придется расстаться, но я не буду знать покоя, пока не удостоверюсь, что вы под надежной опекой. — Чарльз прямо взглянул в ее глаза. — Мария, полагаю, вам не терпится после всех этих лет встретиться с вашим женихом.

Это неожиданное заявление застало ее врасплох.

— Я… Признаться, я немного тревожусь. Не знаю, чего ожидать. Мы ведь так давно не виделись.

— Вы боитесь?

Мария посмотрела ему в глаза.

— Наверное… Мой страх перед новой встречей с Генри… Видите ли, он не исчез, а, напротив, усилился, — чистосердечно призналась она. — Вы знаете, мой отец отлично разбирался в людях и был твердо уверен, что Генри станет мне хорошим мужем, и в память о нем я сделаю все, что в моих силах.

— Я это понимаю, — мягко сказал Чарльз, — но если вы не сможете согласиться на этот брак, уверен, ваш отец понял бы вас.

— Не надо меня успокаивать, Чарльз. Я давно уже поняла, что вряд ли выйду замуж за Генри. Так что не стоит за меня волноваться, правда, в этом нет необходимости. Быть может, уже через несколько дней я приму решение свернуть с той дороги, которую уготовил мне отец.

— Это вы, Мария, выглядите взволнованной и озабоченной. Вы будете расстроены, если вам придется уйти от полковника Уинстона?

— Отчасти… Понимаете, в замке Феро меня несколько раз охватывал невероятный страх. Я часто думала о том, что все мои родные покинули меня — родители, брат, который скончался младенцем, дед и бабушка по материнской линии, которые утонули во время шторма на Канале, — а в замке я никого не могла считать близким родственником. Так и получилось, что с раннего возраста все мои надежды были связаны с Генри. Когда я приехала во Францию, я знала, что он меня ждет, я мечтала поскорее стать взрослой, чтобы он приехал и забрал меня домой. Но чем старше я становилась, тем больше менялось мое отношение к нему. Он писал мне очень редко… а тон его писем становился все более официальным, принужденным… словно он писал их из чувства долга. Я даже стала бояться его. Потом я пришла к выводу, что, прежде чем мы с ним обменяемся обетом, необходимо узнать его ближе, чтобы принять разумное решение. Какие бы недостатки у него ни были, мы помолвлены, а потому я не могу уклониться от встречи, чем бы она ни закончилась.

— Она может стать концом… или началом чего-то другого.

Мария пристально посмотрела на него.

— Да, может быть.

Она была очень хороша в простом шерстяном дорожном платье, в котором покинула замок Феро. Лицо ее мягко светилось в полумраке, черные волосы с синеватым отливом свободно спадали на плечи. Чарльз подумал, что в жизни не встречал более красивой девушки. Всего за два дня она полностью его околдовала. В ней восхитительно сочетались замечательно красивая внешность, самостоятельность мышления и обезоруживающий здравый смысл.

И будет только к лучшему, если она разорвет узы, связывающие ее с полковником Уинстоном.

Вытянув длинные ноги, Чарльз прислонился к высокой спинке стула и предался занятию, доставляющему ему огромное удовольствие с тех пор, как он появился в замке Феро, — он любовался Марией. Она не догадывалась, что невольно внушила ему страсть, которую он тщательно скрывал под невозмутимым видом и шутливыми речами. Всю прошлую ночь ему не давали уснуть непрестанно всплывающие перед внутренним взором образы этой необыкновенной девушки — смеющейся или разгневанной, спящей или бодрствующей, безраздельно завладевшей его воображением, подобно лукавой фее с таинственными лучистыми глазами, увлекающей его в мир таких соблазнительных фантазий, о котором невинные девушки даже не подозревают.

В гостинице постепенно воцарилась полная тишина, нарушаемая только глухими ударами крылышек больших мотыльков о стекло масляной лампы.

Мария повернула голову и взглянула на лицо Чарльза, освещаемое то гаснущим, то вспыхивающим язычком пламени. Пляшущие в сумраке свет и тени делали его еще более выразительным и мужественным, подчеркивая твердую линию рта с чувственными губами. Рядом с ним ее всегда охватывали смущение и вместе с тем восторженная радость, заставляющая ее забывать о Генри.

— Все-таки чем вам так не нравится Генри? — устыдившись своих мыслей, тихо спросила она.

Чарльз пожал плечами.

— Этому есть много причин, — так же тихо проговорил он, раздумывая, как она отреагирует, если он поведает ей правду. Откуда эта наивная девушка, всю свою сознательную жизнь проведшая в обществе суровой и замкнутой графини, могла знать, что в мире существуют такие погрязшие в грехах, бесчестные и низменные мужчины, как Уинстон. Марии и голову не приходило, что беспокойство о ней Генри было вызвано только страхом потерять богатое приданое невесты, оказавшейся в мятежной Франции и ежедневно рискующей стать жертвой безоглядной жестокости черни.

— Но почему? Что он вам сделал?

— Лично мне — ничего.

— Следовательно, он сделал что-то дурное по отношению к кому-то другому? — допытывалась Мария. — Вы поэтому его не любите?

— Если он и сделал что-то в этом роде, то это его дело.

— И вы не намерены говорить мне. — Она тяжело вздохнула. — Что ж, Чарльз, пусть будет по- вашему. Скоро я сама все узнаю.

— Боюсь, это неизбежно, — мягко сказал он. Внезапно ей стало неловко и тревожно от того, что он находится в ее комнате в столь поздний час. Она уже не в первый раз замечала: как только Чарльз переставал играть роль ее доблестного защитника, он становился совсем другим: в нем словно просыпался опасный хищник, возмущающий ее спокойствие, а порой в его молчании чувствовалась некая загадочность. Был ли он действительно шпионом, она сказать не могла, но смутно догадывалась, что он прибыл сюда с какой-то неизвестной, скрытой целью, а французские родственники были только предлогом, прикрытием. Но это было его личное дело, и она не собиралась его расспрашивать. Она посмотрела в окно и сделала вид, что только сейчас заметила, как там темно.

— О, уже поздно. Мне хотелось бы отдохнуть. — Она встала и расправила платье. — Вы… у вас удобная комната?

— Вполне. — Он тоже поднялся и с удовлетворением отметил про себя ее внезапное смущение. — Во всяком случае, сегодня я буду спать в кровати, — прошептал он с многозначительной улыбкой.

Он подошел к двери и, обнаружив, что Мария следует за ним, удивленно взглянул на нее.

— Я… я хотела запереть дверь.

— Очень предусмотрительно.