– 3XX24J, – обратился к нему сопровождающий, – я передаю тебя представителю Председателя Совета. Он будет вооружен – так что без геройства.

– Ладно, приятель, – ответил Ник, чувствуя, что несколько подавлен происходящими вокруг процессами. Мужчина в обычном деловом костюме – пурпурные рукава, кольца, ботинки с загибающимися вверх носками – подошел к нему. Ник пристально изучил его. Находчивый, преданный своему делу и, конечно, Новый Человек. Его большая голова колыхалась над туловищем; он не использовал привычный кронштейн для укрепления шеи, который был в моде у многих Новых Людей.

– Вы 3XX24J? – спросил мужчина, изучая ксерокопию какого-то документа.

– Я Ник Эпплтон, – каменным голосом ответил Ник.

– Да, эти системы опознавательных номеров действительно никуда не годятся, – согласился уполномоченный Председателя Совета. – Вы работаете – вернее, работали – в качестве... – Он нахмурился, затем поднял массивную голову. – Кого? «Нарезчика протектора»? Это верно?

– Да.

– И сегодня вы примкнули к Низшим Людям вместе со своим нанимателем, Эрлом Дзетой, за которым полиция наблюдала, по-моему, уже несколько месяцев. Ведь это я о вас говорю, так ведь? Мне надо убедиться, что я пропускаю требуемого человека. Здесь у меня отпечатки ваших пальцев; мы прогоним их через печатные архивы. К тому времени, как вас увидит господин Председатель Совета, отпечатки будут – или не будут – подтверждены. – Он сложил документ и аккуратно поместил его в папку. – Идемте.

Ник еще раз пристально вгляделся в громадный, напоминавший пещеру зал с десятью тысячами экранов мониторов. «Эти люди, – подумал он, – скользят здесь как рыбы – пурпурные рыбы, – как мужские, так и женские особи, – время от времени сталкивающиеся друг с другом подобно молекулам жидкости».

А затем ему явилось видение ада. Все они предстали ему как эманированные духи, лишенные реальных тел. Эти служащие полиции, шныряющие там и сям со своими поручениями, – они давным-давно отказались от жизни, и теперь вместо того, чтобы жить, они лишь впитывали жизненность с экранов, за которыми следили, – точнее, от людей на этих экранах. «Коренные народности Южной Америки, возможно, и правы, – подумал Ник, – считая, что тот, кто забирает чью-то фотографию, похищает душу этого человека. Что это, как не миллионная, миллиардная, нескончаемая вереница таких изображений? Бредни, – подумал он. – Я просто пал духом; от страха меня одолели всякие суеверия».

– То помещение, – сообщил уполномоченный Председателя Совета, – представляет собой источник данных для ПДР по всей планете. Впечатляюще, не правда ли? Все эти отслеживающие экраны... а ведь вы видите только часть – строго говоря, вы видите перед собой филиал, учрежденный два года назад. Основной нервный комплекс отсюда не виден, но, поверьте моему слову, он несравнимо больше.

– Несравнимо? – переспросил Ник, удивляясь выбору слов. Он слабо ощутил что-то вроде некоторой симпатии к нему со стороны уполномоченного Председателя Совета.

– Почти миллион служащих полиции приходится держать у смотровых экранов. Громадный штат.

– Но это помогло им? – спросил Ник. – Сегодня? Когда они предприняли первую облаву?

– О да, система работает. Но это же просто насмешка, что на нее уходит столько людей и человеко- часов, если задуматься, что первоначальная идея в целом была...

Рядом с ним возник офидант полиции в униформе.

– Выходите отсюда и доставьте этого человека к Председателю Совета. – Тон его был угрожающим.

– Есть, сэр, – ответил уполномоченный и повел Ника по коридору к широкой парадной двери из прозрачного пластика. – Барнс, – произнес уполномоченный, обращаясь наполовину к самому себе; он хмурился с гордым, хотя и несколько смущенным видом. – Барнс – человек, наиболее приближенный к господину Председателю Совета, – сказал он. – У Уиллиса Грэма есть целый совет из десяти женщин и мужчин, а с кем он всегда консультируется? С Барнсом. Не говорит ли это вам о соответствующих мыслительных процессах?

«В очередной раз Новый Человек не приемлет Аномала», – понял Ник; он не сделал по этому поводу никаких замечаний, пока они забирались в сверкающий алый скиб, украшенный официальным правительственным клеймом.

Сидя в небольшой современно оформленной канцелярии со свисающими у него над головой новейшими звездчатыми конструкциями, Ник Эпплтон равнодушно прислушивался к доносившейся оттуда музыке. Сейчас эта чертова штуковина играла фрагменты из Фиктора Герберта. «О Боже, – устало подумал Ник; он сидел сгорбившись, опустив лицо на ладони. – Чарли, – мысленно воззвал он. – Ты жива? Ты ранена или у тебя все в порядке?»

Он решил, что все у нее в порядке. Чарли так просто не прикончат. Она будет жить долго-долго – куда дольше ста двенадцати лет, среднего возраста населения.

«Интересно, а нельзя ли мне отсюда выбраться?» – подумал он, обнаружив перед собой две двери: ту, через которую они вошли, и другую, ведущую, очевидно, во внутренние, более потаенные помещения. Он опасливо подергал за ручку первой двери. Заперто. Тогда он с предельной осторожностью приблизился к двери, ведущей во внутренние помещения; затаив дыхание, он повернул ручку и выяснил, что эта дверь также заперта.

И тут включился сигнал тревоги. Ник слышал его звон. «Проклятье!» – остервенело сказал он себе.

Внутренняя дверь отворилась; за ней стоял директор полиции Барнс, выглядящий довольно внушительно в роскошной зеленой униформе светлого оттенка, которую носили только высшие полицейские чины.

Они стояли, уставившись друг на друга.

– 3XX24J? – спросил директор Барнс.

– Ник Эпплтон. 3XX24J – это номер квартиры, причем даже не моей. Был, во всяком случае. Ваши люди, вероятно, камня на камне там не оставили, разыскивая кордонитскую литературу. – Тут он впервые вспомнил о Клео. – А где моя жена? – потребовал он ответа. – Может быть, она ранена или убита? Могу я увидеть ее? – «И моего сына, – подумал он. – Его в особенности».