разнообразный гнилой хлам. Гена щелкнул расположенным у двери выключателем. Под потолком ярко вспыхнули лампы дневного света. Брат с сестрой невольно зажмурились. – Не бойся! – вкрадчиво шепнул Светлане «Каспер». – Я с тобой. Иди прямо, до упора. Под гобеленом найдешь...

– Что?! Что найду?! Объясни!!! – взмолилась девочка.

– Звезда... Повернешь против часовой стрелки... До скорой встречи, – захлопали невидимые крылья. Лампы на мгновение погасли и снова загорелись.

Запахло дымом неизвестной Яковлевым-младшим травы. Странный аромат крепко дурманил головы[17]. Дети быстро забалдели. Особенно Света. Лицо девочки превратилось в подобие гипсовой маски. Глаза остекленели.

– Нам указали путь! – монотонно произнесла она, ухватила брата за рукав и решительно повлекла за собой. Гена, тоже порядком окосевший, не сопротивлялся. На противоположной от входа стене действительно оказался большой черного шелка гобелен с загадочным, зловещим рисунком: перевернутый треугольник, состоящий из множества миниатюрных, искусно вышитых белой нитью человеческих черепов. Внизу багровой нитью размашистая надпись: «Трижды прокляты те слабые, чья незащищенность делает их низкими и подлыми, ибо они вызывают отвращение!»[18]. Приподняв ткань, девочка наугад провела ладошкой по шершавой поверхности стены.

– Есть, – безжизненно констатировала она, обнаружив металлический диск с выпуклой пятиконечной звездой. Автоматически следуя инструкции «Каспера», Светлана крутанула диск справа налево. Часть стены со скрежетом отодвинулась в сторону, открыв проход в средних размеров квадратную комнату. В специальных нишах горели шесть зажженных незнамо кем смоляных факелов. Все стены были изрисованы пентаграммами, непонятными иероглифами и жуткими перекошенными рожами. На видном месте красовалась намалеванная масляной краской рогатая голова козла. Рядом – высокий, прочно вделанный в цементный пол черный перевернутый крест. У его подножия на испещренной подозрительными бурыми пятнами широкой каменной плите груда костей...

Пока брат с сестрой обозревали жилище «Каспера», стена позади них самостоятельно встала на прежнее место.

– Мы в ловушке!!! – запаниковал отчасти протрезвевший с перепугу Гена. – Замурованы заживо! Умрем от голода, от жажды! Пропали!!! Погибли!!! У-у-у-и-и-и-а-а-а!!! – Яковлев-младший, упав на четвереньки, истерично разрыдался.

– Тс-с-с! – прижала палец к губам Света, устремив на брата тусклый отсутствующий взгляд. – Каспер снова выходит на связь... Тс-с!!!

Прекратив рыдать, Гена замер в собачьей позе, с надеждой уставившись на сестру.

– Каспер говорит – выход есть! – спустя полминуты сообщила она. – Видишь на полу обычный крест, неперевернутый?

– Да, – присмотревшись, подтвердил брат.

– Так вот... Необходимо по очереди наступить на него ногой[19], и... нас ожидает приятный сюрприз! – заключила Светлана.

Не колеблясь ни секунды, банкирские потомки покорно выполнили требование призрака. На полу бесшумно открылся доселе незаметный, превосходно замаскированный потайной люк. Вниз вела прочная железная лестница.

– Подземный ход! – громко обрадовался Гена. – Ура!!! Мы спасены!!!

Неизвестные строители тоннеля потрудились на славу. Пол был тщательно выложен ровным камнем, стены и потолок – железобетонными плитами. Сухо, комфортно, ни сырости, ни плесени... Вот только запах. Отвратительный, непонятный запах преследовал брата с сестрой на каждом шагу. Впрочем, они, уже в значительной степени забесовленные, не обращали внимания на вонь. Гена двигался первым, держа в руке позаимствованный в пристанище «Каспера» чадящий факел. Идти пришлось долго, в абсолютной тишине. Между собой Гена и Света не разговаривали (не хотелось почему-то), а «Каспер» больше в контакт не вступал. Прошло не менее часа, прежде чем тоннель закончился. Дети очутились в небольшой комнатке с винтовой лестницей, упиравшейся верхним концом в черный гранитный прямоугольник, резко контрастирующий с железобетонным окружением.

– Наверняка там выход наружу! – подал голос Гена. – Но как он открывается? Ума не приложу!

– Вот! – указала пальцем Света на укрепленный сбоку от лестницы металлический рычаг, отлитый в форме мужского полового органа[20]. – Надо сперва поцеловать, потом нажать, и люк поднимется.

– Откуда ты знаешь? – полюбопытствовал брат.

– Без понятия, – вяло пожала плечами сестра. – Да какая, собственно, разница! Нужно – и все! Но при одном условии. Сделать это должен представитель мужского пола. То есть ты! Действуй!

– Хрен железный целовать? Ну нет! Я не педик. Сама его облизывай! – возмутился Гена.

– Действуй! – напористо повторила Светлана. В мутных глазах девочки сверкнули красноватые угрожающие огоньки. – А я оближу твойчлен. Потом. Дома. Действуй, иначе худо будет!

В душе Яковлева-младшего переплелись противоречивые чувства: безотчетный страх, внушаемый подростку сильно изменившейся сестрой, сладострастное вожделение к ней (Гена страдал чрезмерной сексуальной озабоченностью) и вполне естественное для мужчины отвращение к попахивающей гомосексуализмом процедуре. Однако в конечном счете страх с похотью возобладали. Яковлев-младший неохотно чмокнул мерзкий рычаг и надавил на него ладонью. Лязгнуло скрытое в бетоне устройство. Прямоугольник стремительно откинулся в сторону, словно крышка механической шкатулки. В подземелье хлынули свежий воздух и лучи утреннего солнца. Вскарабкавшись вверх по лестнице, банкирские потомки обнаружили, что находятся на пустынном (очевидно, сельском) кладбище внутри черной, увенчанной одиннадцатью пятиконечными звездами ограды. Действуя как робот, Света повернула вокруг оси одну из пентаграмм. «Крышка» легла на место. При ближайшем рассмотрении она оказалась надгробной плитой с золотой надписью «Анатолий Кириленко. Апостол и епископ черной магии». Даты рождения и смерти отсутствовали.

– Вот те на! – присвистнул Гена. – Камуфляж-то слабоват! Сразу раскусят!