правильно вытатуированные иероглифы. По свидетельству святого Иоанна Кассиана: «Бесноватые, когда охвачены нечистыми духами, говорят и делают, чего не хотят. Или бывают вынуждены произносить то, чего не знают». Кстати, засевший в Уткине демон не случайно славословил Гора. Вспомни Николая Аверина, убившего в 1993 году трех монахов в Оптиной пустыни. Он тоже одержимый и тоже постоянно демонстрирует позу Гора. Я видел собственными глазами в телепередаче «Русский дом[23]

– Ты уверен насчет одержимости? – недоверчиво проворчал Ермолов.

– Абсолютно! Да посуди сам: и Уткин, и Аверин люди малограмотные. Они просто не могли самостоятельно разузнать подобные оккультные тонкости, тем паче древнеегипетские...

Некоторое время оба молчали.

– Безбожное, инфернально[24] время, – слегка пригубив вино, угрюмо продолжил Сергей. – Запихнули одержимого в дурдом, приклеив наукообразный ярлык. Какой, кстати, не знаешь?

– Кажется, «египетский бред».

– Так я и думал! А между прочим, в дореволюционной России существовали надежные способы, позволяющие отличить больного от бесноватого. Например: перед подозреваемым в одержимости ставили десять одинаковых стаканов. Девять со святой водой, один – с простой. Бесноватый, сколько бы попыток ни предпринимал, всегда выбирал стакан с простой водой. Одержимость, подобно физическим заболеваниям, имеет разные стадии. Большинство одержимых в начальной или средней стадии осознают свое несчастье, ездят на отчитку[25] но некоторые угнездившегося в них беса не беспокоят, покорно выполняют его волю, вполне совпадающую с желаниями погибающего. Тогда одержимость становится полной и на свет являются монстры, совершающие чудовищные преступления: типа Аверина, вампира Джумгалиева или Чикатило. При государе императоре их держали в монастырях, на цепях (по всей вероятности, такой одержимой была широко известная Салтычиха[26] а в наше время отправляют в дурдома, откуда не слишком сложно удрать при желаниии.[27] Чикатило, правда, расстреляли, однако нынешние правители, выслуживаясь перед Советом Европы, заморозили исполнение смертных приговоров...

– Уткин пока убил лишь болонку, —возразил Владимир. – Вроде не за что стрелять по закону, хотя собачку жалко!

– Вот именно, пока, – подчеркнул Сергей. – Ох, чует сердце, наворотит он делов!

Владимир расстался с Половинкиным в начале одиннадцатого вечера. Доехав на метро до своей станции, он не стал дожидаться троллейбуса, давным-давно не придерживающегося расписания, и решил прогуляться пешком. Благо идти было недалеко – три остановки. На плохо освещенной, полутемной улице моросил нудный дождик. Под ногами хлюпали грязноватые лужицы. Сырой ветерок облеплял лицо влажной паутиной. Ермолов вынул из пачки сигарету, намереваясь закурить, но она мгновенно намокла.

– Тьфу, черт! – выругался Владимир, раздраженно отшвыривая в сторону одрябшую, расползшуюся сигарету.

– Паршивая погодка!

Рядом плавно притормозила черная «девятка».

– Привет, Вовка, не узнаешь? – услышал бывший спецназовец знакомый голос. Обернувшись, он увидел Вадима Рудакова, дружелюбно улыбающегося ему сквозь приоткрытое окно машины. С Вадимом они когда-то вместе занимались в секции карате. Рудаков был старше Ермолова на два года, но тренировался менее успешно, дослужившись только до коричневого пояса.

– Давай подвезу, – радушно предложил он, распахивая дверцу. – Ты все там же живешь?

– Ага! – подтвердил Владимир, усаживаясь на переднее сиденье.

– Чем занимаешься? – поинтересовался Вадим, трогая с места.

– Учусь в медицинском институте, подрабатываю санитаром в ПНД № 3. А ты?

– Долгая история, – уклонился от ответа Рудаков и вдруг нехорошо оживился: – Постой, постой! В ПНД № 3, говоришь?

– Ну да.

– Ты часом не знаешь там толстую бородатую обезьяну по фамилии Кудряшкин?

– Знаю.

– Что можешь о нем сказать? – не отставал Вадим. В голосе парня звучали злые нотки.

– Поганый тип, – не раздумывая ответил Владимир. – На хрена он тебе сдался?

– Кудряшкин пытался вчера из меня буйного дурака изобразить, на принудительное лечение отправить! – сквозь зубы процедил Рудаков. – Хамил, сучара! Обзывал!.. Надеялся спровоцировать на ответную грубость да штампануть клеймо: «Опасен для окружающих». Я еле удержался от соблазна сломать ему хребет!

– Ты не путаешь? – усомнился Ермолов. – Слишком уж... Как бы получше выразиться? Слишком заумный способ. И принудительное лечение сейчас вроде отменили.

– Ничего подобного, – возразил Вадим. – Способ старый, многократно опробованный. Срабатывает до сих пор. А принудительное лечение никто отменять не собирался. Не веришь? Загляни в статью двадцать девятую «Закона Российской Федерации о психиатрической помощи и гарантии прав граждан при ее оказании». Ты, судя по всему, недолго в психушке работаешь?!

– Около двух недель.

– То-то и оно! Иначе б знал! Видишь ли, Володя, бородатый козел действовал с подачи ментов, стряпающих на меня уголовное дело. Ни фига у них путного не получается, адвокат мой устроил мусорам «райскую жизнь», дело трещит по швам, вот-вот совсем развалится, однако на свободе меня оставлять не велено. Потому легавые решили запереть хотя бы в дурдом.

– Не велено кем? – уточнил Ермолов.