неприятных противников, и тараном устремился вперед, к лестнице, где находилась главная цель – Тианара.

Сработали мы одновременно. Отшвырнув арбалет, Костыль резвым кувырком оказался на пути чудовища и, уперевшись руками о пол, здоровой ногой с размаха подрубил тварь под оба колена. В тот же момент я напрыгнул сбоку. Потерявшее равновесие чудище не устояло на ногах, и мы покатились по полу, сцепившись в борьбе.

Если взорвать сейчас оплетающую лезвие магическую нить, твари оторвет голову. Некоторое время я тщетно пытался нащупать следы собственной магии среди многочисленных контуров хиконта, пока не увидел у края раны тускнеющий бледный обрывок. Гадство! Нить оказалась слишком слабой. Соприкосновение с чужими плетенками размочалило ее в клочья, но в них оставалось так мало силы, что вместо взрыва они попросту рассеялись.

Краем уха я слышал: Тианара тоже не бездействует. Увидеть, что она творит, я не мог, занятый тем, чтобы не позволить чудищу дотянуться до моего горла, но различал в общем гуле тихое гудение знакомой магии.

– Малта, давай нож, скорее! – воскликнула Тианара. – Или хоть что-нибудь, на что можно контур наложить!

Совершенно незнакомый с магическими терминами, суть Костыль схватил мгновенно.

– Топор! – потребовал он. – Кошка, тащи топор!

Почуяв неладное, тварь перестала рваться к моему горлу, сосредоточив все усилия на высвобождении.

– Что б вы там ни делали – скорее, – пропыхтел я, из последних сил удерживая тощие запястья.

Гудение затихло.

– Бросай сюда, поймаю, – велел Костыль.

Хиконт рванулся с удвоенной прытью. И в этот момент на его затылок обрушился удар оплетенного магией топора – один, другой, третий.

Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствует колода, на которой рубят дрова? Мне вот тоже до сих пор не приходилось. Теперь я мог сказать наверняка: ощущение не из приятных. Поднявшись на коленях, Костыль хладнокровно рубил на куски отчаянно воющего монстра, а все, что оставалось мне, – удерживать вырывающуюся тварь так, чтобы та находилась сверху, да молиться за твердость руки товарища, наблюдая, как размеренно поднимается и обрушивается вниз покрытое магическим узором лезвие. Плетенка Тианары была не сильнее моей, но куда сложнее и аккуратнее. Она с честью выдержала испытание. Пробившись сквозь цветастую мешанину спонтанных контуров, топор врубался в сухую плоть чудища, разбрызгивая темную вязкую жидкость, больше напоминающую пережаренное масло, чем кровь живого существа.

Монстр хрипел и барахтался, слабея с каждым мгновением, и наконец с последним судорожным вздохом обмяк.

– Издох, – сообщил я, отпихивая прочь искромсанную тушу.

Стрелок утер со лба обильный пот, попутно размазав черными полосами брызги нечеловеческой крови. Ее вообще натекло немного, куда меньше, чем стоило ожидать, но мы с Костылем все равно умудрились извозиться, как два живодера после плодотворного рабочего дня. Во время боя не было времени удивляться, теперь стрелок мог рассмотреть поверженного противника во всей красе. Да уж, этот выматывающий бой стоил того, чтобы увидеть редкую картину: Костыль, ошалело качающий головой, не пряча изумления.

– Ну и крысы у тебя, Кошка, – только и смог проговорить стрелок, отдышавшись.

Хозяйка, до сих пор державшаяся молодцом, бессильно осела на ступени.

– Это что же выходит, – слабым голосом выдохнула она, – вот это бродило по моему подвалу и своровало окорок?

– Все гораздо хуже, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Неизвестно, был ли он там один.

– Но как же… – продолжала недоумевать Кошка. – Брат смотрел… Все было затоплено…

– В любом случае, оставлять это так нельзя, – подытожил я, выжидающе глядя на Костыля. Тот тоже успел встать, цепляясь рукой за лестничные перила. – Ты как – со мной?

– Еще спрашиваешь! – хмыкнул стрелок, закидывая на плечо арбалет.

– Да, веселый парнишка был, – заключил Костыль, с любопытством оглядев раскуроченную в щепы дверь, покачал головой и беспечно зашагал вперед, в промозглую темноту коридора. Только отдавался глухим эхом стук костыля по каменному полу.

Угадать, что творится в башке у нашего стрелка, всегда было задачей не из благодарных. Он еще здоровым обожал испытывать терпение судьбы, а теперь и вовсе готов был забросить вожжи, доказывая себе и окружающим собственную полноценность.

Большинство мальчишек в Стрелке грезят о том, чтобы стать бандитом. И не простым головорезом, а знаменитым главарем. Их не смущает то, что кумиры их кончают печально и рано. Мальчишки видят лишь яркое пламя горящего факела, не задумываясь о том, как быстро тот обратится в обугленную головешку. Так вот, Костыль никогда не поддавался общему настрою. Профессию он выбрал давно, полностью уверенный в том, что звездам, как никому, известно: городу нужен убийца. Не дилетант из темной подворотни с топором в руках, а настоящий мастер дела. Из тех, что настигнут жертву хоть в княжеском дворце, хоть в казематах Академии, неумолимые, как рука судьбы. А затем исчезнут, оставив единственным следом своего визита остывающий труп. Распрощавшись с возможностью нормально ходить и быстро бегать, Костылю пришлось похоронить все надежды на лучшее будущее. Какая уж тут рука судьбы, с трудом ковыляющая на деревянной подпорке! Но честолюбия у стрелка не убавилось ни на железный луч.

Костыль всегда гуляет по самой грани. Для него не существует ни сочувствия, ни дружбы, ни рамок допустимого. Единственное, что удерживает его от беспредела, – обостренная гордость и жажда признания. Говорят, хищники не охотятся рядом с логовом. Так вот: Костыль не опускается до грубого насилия и открытой подлости не потому, что это ему претит. Обладая собачьим нюхом на малейшие признаки жалости, презрения и прочих чувств, сопровождающих по жизни калеку, он не желает выглядеть уехавшим с трактов уродом в глазах тех, кто однажды должен признать его лучшим.

По правде сказать, я с радостью предпочел бы другого спутника, но, увы, выбирать не приходилось.

Уковылял вперед Костыль крайне резво, так что мне пришлось прибавить шагу, чтобы нагнать его. Здесь, в отрезанном от света подземелье, мы наконец-то могли переговорить с глазу на глаз.

– Что с ребятами? – задал я первый и главный вопрос.

Некоторое время стрелок молчал, потом буркнул:

– С ребятами порядок.

Затем он снова умолк – собственно, другого ждать не приходилось, – а потом вдруг окинул меня пристальным долгим взглядом и добавил неодобрительно:

– Зря ты вернулся.

Хвостатые звезды! Если уж Костыль по доброй воле взялся раздавать советы, значит, творится что-то из ряда выходящее. И, судя по всему, плохое.

– И как это складывается одно с другим? – поинтересовался я, хоть, в общем, уже и понимал как. И знал, почему стрелок так увиливает от этого разговора. Вряд ли его сильно мучила совесть, но понять всю неприглядность совершенного выбора был способен даже Костыль.

– В одиночку нам было не устоять, – угрюмо отозвался он. – А Угорь плевать хотел, у него своих забот по горло хватало. Подсолнух пошел к Безухому. Ты больше не наш главарь.

Да, я знал об этом за несколько мгновений до того, как тяжелые слова оказались произнесены. И все же не был к ним готов. Тяжелый спазм схватил внутренности, и я позабыл, как дышать, как будто прохлопал прямой по животу. Заглохли звуки, потускнели краски – словно вместе с магическими чувствами обычные