Глаза чародейки опасно сузились. Кометы, похоже, и впрямь женские штучки… Небесные Родители, помогите!
– Это не просто моток плетенок! – заявила Тианара, притопнув для убедительности ножкой. – Это друг! Друг, которому плевать, кто такая ты и кто твои родители! Друг, что не смеется над наследницей рода, у которой силы меньше, чем у последнего случайника! Друг, что выслушает тебя, не отмахиваясь, и никогда не предаст!
– Да правда, что ли? – вспылил я. – Предаст, к звездочету не ходи! Вот явятся дознаватели, и этот парень заложит тебя с головой! Не забудь припомнить об этом в следующий раз, когда будешь плакаться о несчастной судьбе богатенькой наследницы!
– Ах ты… – Девчонка стиснула кулачки и, задыхаясь от возмущения, двинулась на меня.
Позабытый голем озадаченно топтался у края стола. Сколь сложное поведение ни было заложено в контрольные плетенки, как действовать в случае, если хозяйка рвется в драку, магическое существо явно не ведало.
Внезапный холодок протянул по позвоночнику. Не продирающее до мурашек чувство прикосновения к нити, а всего лишь его отголосок, далекий и довольно смутный. Возмущение магического поля, говоря по- умному. Слух дополнил картину: отвлекшись от яростного сопения Тианары, я различил звуки, напоминающие крысиную возню в подвале.
– Ш-ш-ш! – велел я, небрежно перехватывая чародейку за запястья.
Окажись на ее месте кто-нибудь из банды, тотчас бы замер, озираясь по сторонам. Даже склочная Змейка и та забыла бы любую ссору: шкура дороже. Тианара даже не заметила моей настороженности.
Пришлось разъяснять специально для дурных девчонок, сопровождая речь утихомиривающим встряхиванием:
– Тихо ты! Не слышишь, что ли! Магия, где-то близко совсем!
Признаться, я готовился к худшему, но слова оказали желаемое действие. Враз утратив свой воинственный пыл, Тианара тихо вздохнула.
– Не слышу, конечно, – прошептала она, глядя на меня испуганными глазами. – Сам же знаешь, что у меня за сила! Это дознаватели, да?
Хм, значит, чуткость магического восприятия зависит от силы? Новый кусочек встроился в пеструю мозаику разрозненных сведений о магах. Эти маленькие открытия уже не вызывали, как вначале, счастливой улыбки до ушей – скорее заставляли стиснуть зубы от понимания, как же мало я до сих пор знаю о собственном даре. Кометин хвост! Иногда мне начинало казаться, что сдаться на милость ринской школе – лучше, чем сдохнуть загнанным в угол, огрызающимся на весь мир злобным невеждой. Вот если бы только придумать, как вытрясти из этих чудиков нужные сведения, а потом по-тихому удрать, не связываясь обязательствами с их трижды бесполезной школой!
Растерянный, беспомощный вид Тианары слегка охладил мое раздражение. Я пожал плечами:
– Возможно, и дознаватели. Скорее всего, они. Знал бы точнее, как они работают, сказал бы.
– Что же теперь делать? – В голосе чародейки звучала паника.
Тщательно возводимые барьеры здравомыслия рухнули, словно не убеждал я себя в пагубности взаимного притяжения между розой и сорняком. Так сносит ветхие мостки напором весеннего половодья. Морозное дыхание чужой магии щекотало кожу снаружи, а изнутри до кончиков пальцев пробирало будоражащее чувство опасности. Не страх, нет. А то непередаваемое ощущение игры по высшим ставкам, смертельного соревнования, в котором лишь самый сильный, умный и бесконечно везучий получает право выхода на новый круг. И близость стоящей на кону награды, сероглазой чародейки, переменчивой, будто погода по весне, усиливала впечатления до головокружительной остроты. Я не собирался уступать эту награду.
Так, для начала не мешало бы взглянуть на дознавателей с их шебуршащей магией. Балкон отпадает однозначно, трогать ставни на окнах тоже не стоит.
Я нахмурился, пытаясь припомнить, видел ли на фасаде дома чердачное окно. Кажется, было.
– Где лестница на чердак? – спросил я притихшую хозяйку.
Тианара молча указала в конец коридора, и лишь потом глаза ее тревожно расширились.
– Ты… Ты ведь останешься со мной, правда? – с надеждой поинтересовалась девушка.
Несомненно, за парнем с нехорошей привычкой проникать в дома через балконы можно заподозрить обыкновение выбираться оттуда по крышам. И все же меня неприятно покоробило такое недоверие. За кого меня вообще держат? Я поморщился, готовый высказать претензии вслух… Но вместо этого обнял перепуганную чародейку за плечи и поцеловал в дрожащие губы.
– Я уже остался, разве не видишь? – сказал я, ласково приглаживая темные волосы. Широкая прядка выбилась из растрепавшегося узла, мешаясь перед глазами, но девушка не обращала на нее внимания. Я осторожно подобрал эту дерзкую прядь и заправил за аккуратное розовое ушко. Провел пальцами по нежной щеке. – Пойдем поглядим на этих ищеек. Противника не стоит упускать из виду.
Чердачная лестница обнаружилась за низкой дверью в коридоре. Темно здесь было, как под беззвездным небом, но малейший отблеск света в окне, замеченный с улицы, означал бы конец всему плану. Мы карабкались впотьмах по крутым ступенькам: чародейка впереди, я следом за ней, и оттого мысли мои путались, сбиваясь в совершенно неуместное русло, а душа, далеко опередив тело в стремлении наверх, и вовсе парила в недоступных высотах.
«Спокойно, Чертополох, возьми себя в руки, – твердил я себе. – Боец, витающий среди звезд, может заранее пристраиваться в очередь перерождения!» Помогало плохо. Аромат шелковистых темных волос, тонкий и нежный, напоминающий те фиалки на балконе, пьянил сильнее магической жилы. А когда мы выбрались наконец на чердак – низкое помещение без перегородок, полное всевозможного хлама и единственным источником запаха, перебивающим все, стал толстый слой пыли, фиалки продолжали преследовать меня, на этот раз в воображении…
С трудом мне удалось отделаться от назойливой фантазии и вернуться на пыльный чердак. Брезжащий свет, проникающий через два полукруглых окошка, вырисовывал контуры громоздящихся в беспорядке сундуков, старой мебели, ворохи какого-то тряпья… Уличный мальчишка, которому удалось бы поживиться десятой частью этих несметных сокровищ, мог заделаться просто князем беспризорников! Но чародейские кварталы Высокого города охранялись зловещими легендами надежнее, чем плетенками, светящимися на каждом доме. Когда-то эти блеклые, грубо сработанные контуры произвели на меня ошеломляющее впечатление. Теперь я понимал: большинство из них даже не охранки, а просто защита – от шума, пыли, жары, комаров, солнечных лучей. Куда неприятнее вот эта грязно-серая сеть с розовыми прожилками, колышущаяся, как студень, за цветным витражным стеклом. Именно от нее исходили те шуршащие звуки.
Я осторожно подобрался к окошку посмотреть на источник этой мерзопакости и увидел двух чародеев в черных мантиях, поверх которых красовались яркие накидки с гербом города. Один из них расположился посреди улицы, с длинным жезлом в руках. Именно оттуда исходил серый «студень», окутавший место взрыва. Контрольные нити окружали голову дознавателя неряшливым розовым клубком. Со стороны казалось, будто у парня выросла лохматая шутовская шевелюра – жаль, что оценить это мог лишь я один. На верхушке жезла мерцал шарик накопителя. Наверное, эта штуковина как-то расширяла зону восприятия слабого мага: собственная аура дознавателя терялась даже на фоне серого студня. Оно и понятно, более сильные и умелые чародеи способны отыскать по жизни местечко потеплее магической стражи.
Пока первый из дознавателей обшаривал улицу, его напарник стучал кулаком в парадную дверь дома напротив. Похоже, он и сам понимал, что пускать его туда никто не собирается, поэтому, поколотив для порядка, он махнул рукой и уныло побрел к следующей двери. Картинка казалась мирной до зевоты, но мурашки так и гуляли у меня вдоль позвоночника. Это не давало мне успокоиться, сгрести Тианару в объятия, смачно чмокнуть в губы и со смехом растолковать всю нелепость ее страхов. В последний раз меня так трясло перед добрососедским визитом Ящера с мордоворотами. Творилось что-то на редкость скверное, в этом я был уверен без всяких звездочетов.
Мои размышления были прерваны внезапно появлением новых действующих лиц. Отгадайте загадку: здоровые парни в добротной, не стесняющей движения одежде гуляют по улицам в предрассветной мгле, держатся так, будто сам князь лично им чистит по утрам сапоги. Парней было трое, но некое чувство подсказывало, что правильное число – пять. Один из вновь прибывших твердым шагом приблизился к