– Имена не придумывают, – оборвал я его. – Имена дают. Заслужишь – получишь.
– Слушай… э… Чертополох, я вот хотел тебя спросить. Ты ведь совсем неглуп. Ты такие вещи подмечаешь, что мне даже мечтать не приходится. Почему же ты решил остаться диким магом? Почему не пошел учиться, как все?
Он ведь издевается, правда?
– Может быть, потому, что без документа о рождении в Ниране вместо зеленой мантии мне светило смертельное заклятие? – недобро поинтересовался я.
Палиар глядел на меня все с тем же искренним непониманием.
– В Академии – конечно, это же ниранская школа. Но почему ты не отправился в школу своей регии?
Теперь уже я уставился на него во все глаза, услышав незнакомое слово, которое, судя по выражению лица чародея, должно было что-то для меня значить. Просвещение неуча в моем лице не заняло много времени. Как оказалось, Палиар умел-таки объяснять доходчиво – когда дело не касалось магии с кучей непонятных терминов. Четко, ясно, упорядоченно вставала передо мной история того, что искалечило мою судьбу. И теперь это знание корежило ее вновь, безжалостно вскрывая старые раны и нанося новые, не менее глубокие и болезненные.
Я прижался к стене, словно холод от скрытых плетенок мог остановить, заморозить разливающуюся внутри пустоту.
Как наивно и просто было жить, определив источником всех бед Академию с ее нелепыми законами! А ведь законы те придумала даже не она. Просто честно выполняла соглашение, заключенное в Сорине пятьсот лет назад. Пятьсот лет для магов не такой уж большой срок. Что-то около века по обычным меркам. Еще живы сыновья и внуки тех, кто подписывал документ, ставший моим приговором.
Опустошающие войны между магами разных школ сотрясали тогда континент. Исчезали целые направления, унося за собой в могилу бесценные знания и умения, превращались в опасные пустоши поля магических сражений. И вот после очередного витка казавшейся бесконечной войны главы уцелевших школ собрались в городе Сорине. Понежиться в горячих источниках, испробовать уже тогда знаменитые вина Золотого побережья, насладиться прекрасными морскими видами… А заодно порешать, как избежать взаимного полного истребления. Итогом стал документ, известный теперь как Соринский договор, одним из пунктов которого каждой школе выделялась регия: территория, на которой ей разрешается набирать учеников. Таким образом был улажен наболевший вопрос с перебежчиками и лазутчиками, а заодно уравнялось примерное число возможных адептов. В общем, сильнейшие поделили между собой основательно почищенный от конкурентов мир и остались довольны. Положение о региях обеспечивало школы учениками вне зависимости от влиятельности. Оно ограничивало в росте наиболее могущественные из выживших школ – и могло послужить последним шансом на спасение тем, кого война поставила на грань исчезновения, запрещая более удачливым соседям брать учеников из чужих регий. Договор устраивал всех – тем, что мог сдержать опасно зарвавшихся конкурентов, и школы ревностно следили за его исполнением. За пять столетий он был нарушен всего дважды. Кара следовала незамедлительно за раскрытием. Обе школы-нарушительницы оказались мгновенно разорваны в клочья объединенными силами соседей, а их регии поделены.
Вот такая история. По сути, все вопросы, которые я имел к Академии, следовало предъявлять моим нынешним нанимателям. Они же и были теми, кто способен избавить меня от судьбы вечно преследуемого изгоя, дикого бесконтрольного мага, убить которого – долг любого адепта любой школы. Ну что, Чертополох, весело ты напоролся, да? Рискнешь испортить отношения с единственными, кто может тебя спасти?
«К ящеролюдам!» – зло подумал я. Знай моя мама семнадцать лет назад о существовании ринской школы, способной приютить такого, как я, не осталась бы в Стрелке и лишнего дня. Не угасла бы раньше срока, истаяв от вечных тревог. А я сейчас бродил бы с «Клинком» и прочей компанией по катакомбам отступников, веселый и беззаботный… К ящеролюдам! Не знаю – и не хочу знать, – почему они предпочли бросить на произвол судьбы Стрелку и всех, кому не повезло там родиться. Нет сомнений, стоит лишь намекнуть, что в моем лице они заполучат первого за столетия визуала, тотчас же хором затянут о страшной ошибке, о том, как все они сожалеют… Опоздали, ребята. Я не собираюсь ползти к вам на брюхе, умоляя застегнуть на шее поводок. Семнадцать лет прожил без клейма на ауре, проживу и еще… А сколько, кстати, проживу? До сих пор я совершенно не задумывался об этом. Для бандита на улицах Стрелки намерение протянуть хотя бы следующий год – невероятно самоуверенный план. И лишь сейчас, в размышлениях о магических школах и моем к ним отношении, я впервые четко осознал, что с моим даром вполне способен дожить до двухсот, а то и вовсе трехсот… Не будь за моей спиной такого количества охотников подсократить этот не по чину роскошный срок. К ящеролюдам! Сейчас я не поставил бы на свою жизнь и железного луча.
А самое поганое, что с ней напрямую связана судьба близких мне людей. Кометы! Жить ради других, оказывается, куда сложнее, чем умирать за них. Пока ринские маги готовы вытащить моих ребят из смертельной ловушки, мне придется оставить счеты и добыть для школы тот забытый звездами свиток.
Я с усилием оторвался от стены. До момента, когда можно будет расслабиться, дав волю всей разрывающей меня ненависти, тоске и безысходности, еще далеко.
Тем временем у Палиара происходило мучительное осознание другой порции истины.
– Как такое может быть? – недоумевал он. – Это просто дико, невероятно! Прирожденный маг, не знающий о региях, о школах… О своей возможности учиться, как подобает магу!
– Об этом не знает большая часть простых людей, – заверил я его. – О вас вообще мало что знают. Не все маги рождаются в потомственных семьях. Вряд ли я одинок в своей судьбе.
– Но тогда выходит… Все эти боевые группы, поиск и уничтожение диких магов – всего этого можно избежать? Мы боремся со следствием, когда причину так легко устранить! Это просто ужасно! Этого нельзя так просто оставить. Мы не сможем принять чужих учеников, но вести просвещение на территории чужой регии никто не запрещал… Я добьюсь встречи с нашим деканом… А он дойдет до ректора и…
Вот же его зацепило, а! Не ожидал даже. Жаль, что ни к чему хорошему эти метания не приведут. Я поспешил охладить его пыл:
– Брось. Даже не считая твоего пособничества мне… По-твоему, деканам и ректору неизвестно все это? Тебе просто велят заткнуться и помалкивать. А будешь настаивать, так и сами заткнут. Навсегда, чтоб лишнего не болтал. По-твоему, что Академии выгоднее – подарить своим заклятым врагам нового ученика или устранить опасного преступника? Ей еще и спасибо скажут – мало ли что взбредет этому бешеному на ум! Вчера он пустил пеплом нищий квартал, а завтра княжеский дворец подпалит.
Голос Палиара звучал даже тише обычного и заметно дрожал. Еще бы, не каждый день тебя вырывают из уютных грез о древних руинах и великих исследованиях, тыкая носом в то, чем на самом деле занимается Академия.
– Тогда в Стрелке… Что там действительно произошло? Ты ведь не хотел, да?
Не то чтобы совсем не хотел… Но пожар точно устраивать не собирался. Я криво хмыкнул:
– Была одна скверная ситуация. Меня и моих друзей зажали в угол, не отбиться нам было. Дар пробудился сам. А я не смог его сдержать. С тех пор я многое понял про то, как с ним управляться… Великие знания, вас, наверное, годам к пяти такому учат! – не сдержал я горькой усмешки и тотчас же оборвал себя: – Ладно. Хватит болтовни. Надо выбираться из проклятого коридора.
– У тебя появились идеи как?
– Представь себе, – сказал я, подходя к окну, и распахнул высокую двойную раму. В лицо ударил порыв свежего ночного ветра. Действие зеркалом отразилось по всей цепочке комнат. – Комната настоящая, а значит, окно тоже. А по этим лепным чудикам на стене ничего не стоит добраться до четвертого этажа.
Палиар в ужасе попятился от окна.
– Я упаду! – с уверенностью заявил он. – Здесь высоко.
Я лишь усмехнулся в ответ. До цели – святая святых этого дома, личных покоев архимагистра Дайне, было рукой подать.
– Плети контур, чародей. Как обычный щит, но только не сетью, а просто кольцом. Подстрахую, так и быть.
Ужаса в глазах чародея не убавилось, но к нему примешалась солидная доля восхищения.
