Я окликнул Палиара, склонившегося над старшекурсником, не подающим признаков жизни.

– Настоящий сомнифицирующий контур! – с восторгом объявил чародей. – Впервые его вижу!

– Обезвреживать ловушку будем? – поинтересовался я. – Или еще постоим полюбуемся?

Чародей обиженно заморгал и, выслушав мои объяснения о сути препятствия, потянул магические щупы к ниточке на полу.

Среагировал я на уровне инстинкта, не разума. Краем глаза отметил пробуждение плетенки в центре комнаты и подставил щит, до сих пор болтающийся на руке.

Дрянью «сомнифицирующий контур» оказался изрядной. Отражающие свойства щита были бессильны против тонкой бордовой паутины, прилипшей к его поверхности. Оставшиеся свободными края сети шевелились, будто щупальца, в поисках причитающейся им добычи. Но самым плохим было даже не это. А то, что линии автономного щита бледнели под натиском чужеродного контура, который были не в силах отразить. Плетенка же посреди комнаты гаснуть не собиралась. Не прошло и нескольких мгновений, как над ее поверхностью созрела новая сеть и устремилась в мою сторону. Гадство!

Пробудить дар. Подчинить себе щит. Наполнить собственной силой.

Потускневшие серые нити засветились жемчужными переливами. Только бы выдержала моя потрепанная аура… Сколько там еще этот горе-тактильщик будет копаться!

Я скосил глаза вниз и просто заледенел от ярости. Чародей и не думал работать, во все глаза наблюдая за моей борьбой с невидимым противником.

– Твои звезды! Ломай ее к ящеролюдам! Идиот! – рявкнул я.

Палиар вздрогнул, выпуская очередной щуп к управляющей нити… И промахнулся. Тоненькая ниточка исчезла вспышкой яркого света. Чародей со стоном отшатнулся. С плетенки в центре сорвалась третья сеть, и над мраморными плитами пола уже начинал прорисовываться контур четвертой.

Ругаясь так, что печали Небесной Матери хватило бы не на один день хорошего ливня[5], я рванул к светящейся плетенке, на ходу пытаясь подстроить щуп под ржаво- коричневые линии.

Наверное, я напоминал в тот момент артиста из площадного балагана, пытающегося удержать в руках шаткую гору самых разнообразных предметов. Когда плетенка на полу оказалась наконец в моем подчинении, я и сам не объяснил бы, каким образом контролирую два разнородных контура. Просто мне хотелось жить. Очень хотелось.

Повинуясь моей воле, коричневая плетенка стала развеиваться, а вместе с ней бледнел, растворяясь, наметившийся контур четвертой сети. Но не первые три. Еще один жгут – насыщенного бордового цвета. Не глядя, я подплел его к какой-то из ящеролюдовых сетей. Сдохни, дрянь, надоела.

Во вторую сеть я попал уже не с первого раза. В глазах двоилось и плыло, и золотые мошки вспыхивали поверх заслоняющих взор темных пятен. Развеиваем и эту тоже…

Я не успел заметить, в какой момент вновь потускнел и растворился щит. Похоже, я уничтожил его случайно, не сумев мысленно отделить от бордовой плетенки. Но увидел, как рвется ко мне, оплетая руку, последняя освободившаяся сеть.

На этот раз я был готов к ощущениям принимаемого на ауру чужеродного контура. Ее уплотнившаяся поверхность заметно покраснела, подстраиваясь под нужный цвет. А потом бордовая сеть накрыла меня, пытаясь пробиться через последнюю защиту. Врешь, зараза. Мне уже не нужны были жгуты, чтобы переподчинить себе эту гадость. И развеять. К ящеролюдам…

Последняя плетенка истаяла светящейся магической дымкой. Все.

Я рухнул на колени, хватаясь руками за пол. Голова кружилась так, что я с трудом понимал, где верх, а где низ. Сквозь гул в ушах с трудом пробивались слова подбежавшего ко мне Палиара:

– Ты как? И что…

Я поднял на него невидящие глаза. Дал бы в морду, да руки не слушались.

– Заткни пасть, – велел я. – Еще вопрос «что», «зачем» и «как» – убью.

Из положения парень вышел просто мастерски. Он спросил: «А может?..»

– А может, вернемся?

Кометы, ну неужели нельзя помолчать? Вот просто взять и заткнуться?

Подниматься было тяжело, очень. Еще тяжелее оказалось не рухнуть обратно. Навалившаяся слабость лишь подогревала бешенство.

– Ты за кого меня держишь, сопля? Вернуться? Может, у вас, чародеев, так принято, возвращаться с полпути, а у нас такие неженки долго не живут.

– Что значит «у нас»? Ты разве…

Я тряхнул головой, разгоняя пляшущие перед глазами звездочки:

– Парень, тебе никогда не говорили, что много знать опасно для жизни, нет? Так вот, ты допрыгался. Я тебе расскажу. Все расскажу. Допек уже вопросами своими. А после этого можешь забыть про все свои мечты и планы. Даже про теоретическую магию и заклинания от блох. Для начала, дружок, у тебя просто никакая память на лица. В Академию я в жизни не поступал просто потому, что никто бы туда меня не взял.

– Но ты ведь маг, – недоуменно начал Палиар. – Так почему…

– Слышал про пожар в Стрелке два месяца назад? Или такими мелочами, как жизнь вшивых нищебродов, у вас тут не интересуются?

Зеленые глаза расширились. Он все-таки понял что к чему.

– Ты тот самый дикий маг, – догадался чародей, с каждым словом пятясь все дальше и дальше от меня. Но что примечательно, испуг не избавил его от привычки задавать вопросы. Наоборот, они хлынули из парня беспрерывным потоком: – Ты владеешь своим даром, но как? Почему решил остаться диким? Зачем устроил пожар? Почему проник в особняк? Ты собираешься меня убить? Почему ты не пошел учиться? Или у тебя все-таки был наставник?

– Не было у меня наставника, – жестко оборвал я его. – А теперь будет. Знаешь, как называют людей, помогающих бандитам и ворам? Сообщники.

Хлоп, хлоп – моргнули светлые ресницы.

– Это что же выходит? – спросил Палиар, беспомощно уставившись на меня. – Я теперь преступник?

– Верно, парень. Ты все правильно понял. Теперь тебе одна дорога – бежать. Пока не нашли и голову не открутили.

– У нас другие наказания, – упавшим голосом отозвался чародей. – Камера, экранированная от магического поля… Лет на сто… А может, пожизненно… Все равно мало кто пережил в здравом рассудке…

Вообще-то пока Палиар не совершил ничего такого, от чего нельзя отбрехаться. Но ему и в голову не пришло подвергнуть сомнению услышанное.

– Надеюсь, ты не хочешь туда угодить? – спросил я. – Тогда кончай болтовню и пойдем.

– Значит, ты меня не убьешь? – просиял чародей.

– Если окончательно не доведешь меня глупыми вопросами, – честно предупредил я.

Мы продвинулись молча аж до четвертой комнаты в длинной цепочке. Там Палиару изменило его долготерпение, и он с опаской поинтересовался:

– Слушай. Я никак не могу понять… А зачем тебе ирис?

Надо же, сообразил. Что ж, этому секрету все равно недолго оставалось жить.

– На ирис мне плевать, – признался я. – Я его тебе отдать собирался. Вообще меня наняли добыть один артефакт, находящийся в этом доме.

Я думал Палиар клюнет на артефакт. Но оказалось – на ирис.

– Отдать? Мне? Но почему?

– В награду за помощь, – бросил я высокомерно. – Тебе ведь нравится эта Тианара.

Вообще-то все было совершенно не так. Принцип, которым я руководствовался, был таков: когда мне все равно, а другому хочется чего-то позарез, почему бы не пойти ему навстречу? Невозможно переиметь всех девок, потратить все деньги и завоевать власть над каждой душой этого мира. Да и незачем в целом. Странноватое качество для бандита, но я любил делать другим приятное. Самым сложным оказалось поставить себя так, чтобы это не сочли слабиной. В Стрелке не принято делиться даже коровьей лепешкой