— Я поеду. Не знаю, правда, как, но поеду! — Володя все еще таращился в недоверии.

Соня тоже была удивлена сверх меры. Такие новости обычно не держат на последний момент. Такие новости выкладывают сразу.

Готье скользнул взглядом по Сониному лицу, взгляд у него был легкий, озорной.

— А ты, Элиза? Поедешь со мной в турне по тайге?

— По тайге? — рассмеялся Володя. — Все так плохо?

— Ну, маршрут в разработке. Двадцать пять живых концертов, полное обеспечение и даже гонорар, каждому тысячи по три зеленых. Нравится? — Готье обернулся и окинул довольным взглядом совершенно ошарашенного Володю. — Мы приехали, приятель. Твоя хибара? Неудивительно, что ты такой дерганый. Жить в таком месте непросто.

— Хибара моя, — усмехнулся Володя, вылезая из машины.

Хибара, двенадцатиэтажный дом грязно-серого цвета, стоял на обочине большого шоссе. Шум не стихал здесь ни на секунду, машины неслись в обе стороны, обгоняя друг друга и оставляя в воздухе мутную взвесь выхлопных газов. Место было действительно не фонтан. Впрочем, а где в Москве сейчас тишина и покой? Разве что в Мавзолее. Ведь даже на Тверской, у Сони, шума хватало.

— Ну, бывай, Вова. Я позвоню, — сказал Готье, махнул рукой и отъехал от обочины.

Володя стоял и смотрел им вслед. Он был готов поклясться, что Готье что-то задумал. Что-то было не так с Готье, как-то он неправильно, непривычно много улыбался. Но что можно узнать по улыбке такого человека? Это же Готье! Кто его поймет?!

Володя вздохнул и поплелся домой, в хибару. И точно хибара, думал он. Это Готье точно сказал. Вот уж что — он умеет найти точные слова и точные звуки тоже, надо признать. И почему действительно он должен вечно делать все с оглядкой на этот долбаный формат? Искусство ради искусства, как говорил старик Теофиль, разве это не стоит того, чтобы хотя бы послушать, прежде чем принимать решение. Разве все должно быть так, как говорит Ингрид? Рука руку моет, и не так музыка важна, как ее продюсер? Не талант, а фигурка? Ведь музыка-то у Готье хорошая, разве нет? Определенно хороша. Просто замечательная музыка, и никто же, никто ничего подобного не делает. Он такой — один. Да, тяжелый характер, да, вздорный. Свободолюбив, непредсказуем. И что? Зачем урезать его до формата радиостанции, в самом деле? Чем он плох таким, как он есть? И зачем, кстати, он все-таки предложил его сегодня подвезти?

— Не меня, а ее! — вслух самому себе вдруг сказал Володя и нахмурился.

Было где-то около половины двенадцатого ночи, когда красная «Ауди» заехала в арку серого дома на Тверской улице. Машин на дорогах почти не осталось, и дорога от «Савеловской» до сердца Родины заняла всего минут восемь, при том, что Готье не спешил. Он молчал, глядя на дорогу, и только иногда мельком скользил взглядом по бледному лицу Сони. Молчание прервалось только один раз. Готье спросил:

— Хочешь, поставлю музыку?

Соня пожала плечами и кивнула. Готье остановился на светофоре и принялся рыться в бардачке, перегнувшись через Сонино сиденье. Он практически прижал ее, и впервые она вдруг почувствовала его запах — незнакомый и странный, смесь ароматов гелей для душа или шампуней, какой-то еле уловимой туалетной воды и чего-то еще его, Готье, личного. Она никогда не была с Готье настолько рядом до этого дня, когда он схватил ее зачем-то за руку.

— Черт, у Ини тут одно какое-то дерьмо! Даже, «ВиаГра» есть, что уж вообще необъяснимо. Где-то тут был диск «Radiohead». Куда ж она его запихнула? Знаешь, Элиза, я обычно музыку слушаю в плеере. Тут я не люблю что-то трогать. А, вот он.

Готье извлек диск из ящичка, вставил в дисковод, и из динамиков автомобиля полились звуки электронной музыки. Через полторы песни они уже приехали. Соня не видела большой необходимости сопровождать каждое движение какой-нибудь музыкой, но Готье был явно устроен иначе. Иногда Соня завидовала негасимому, постоянному интересу Готье. В отличие от остальных членов группы, так или иначе зацикленных на себе и своих проблемах, Соня большую часть времени была обращена вовне — она смотрела и видела многое, что ускользало от остальных. Она видела, что Леший втихаря мечтает об Ингрид, а Володя — о ней, о Соне. Она видела, что Ингрид иногда уезжает куда-то на несколько часов, после чего приезжает и не смотрит никому в глаза и с Готье ведет себя особенно нейтрально, спокойно. Соня видела, что Готье, единственный из всех, большую часть времени крутит у себя в голове какие-то мелодии. Ей нравилось подмечать, как он застывал на месте, глядя в пустоту, а потом взмахивал ладонью и бросался что-то записывать в свой блокнот. Как он мог часами насвистывать что-то или просидеть целую ночь над синтезатором в наушниках, перебирая клавиши. Его мир состоял из звуков, а не из слов. Сонин мир состоял из динамических картин, она видела мир глазами. Но в чем-то они все же были похожи с Готье. По крайней мере, ей так казалось.

— Это твой дом? — спросил Готье, остановив машину во дворике напротив пары мусорных баков. Другого места для парковки не было, и это-то не могло считаться полноценным местом — машина перегородила подход к мусоркам. Но кому придет в голову выбрасывать мусор в половине двенадцатого ночи?

— Да. — Соня выглянула из машины.

— Можно я зайду к тебе? — спросил Готье.

Соня обернулась и посмотрела на него вопросительно. Он улыбнулся:

— Мне нужно налить воды для омывайки, кончилась. Пустишь? Или у тебя там бабушка?

— Нет. — Соня покачала головой. — Идем.

— Ну и спасибо.

Готье закрыл машину, поежился и, обхватив себя руками, стал, немного дрожа, ждать, пока Соня найдет в сумке ключи. Вечер был прохладным, а на Готье была только джинсовая рубашка. Худой и длинный, он никак не мог согреться, так что дрожал. Соня обратила внимание, что он забыл взять емкость для воды. Забыл? Или?..

Она не стала выяснять, так как, положа руку на сердце, не хотела, чтобы он уезжал. Она хотела бы, чтоб они сидели на ее кухне и он бы рассказывал ей что-нибудь, не важно, что именно. Как это делал Володя. Но Володины рассказы и разговоры не были ей интересны, как и сам Володя. Готье был намного интереснее, и за целый год, что Соня провела под именем Элизы, не было случая, чтобы Готье подошел к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

Лифт был сломан в который раз, так что пришлось проделать весь путь до восьмого этажа на своих двоих. Лифт был старый, и было легче посчитать дни, когда он полноценно работал, чем долгие периоды поломок. Этот лифт могло вывести из равновесия что угодно — от неосторожного движения пассажира до наглой и, конечно, недопустимой попытки перевести на нем что-то тяжелое. Например, шкаф. Такие беспардонные идеи выводили лифт из строя на долгие недели.

— Вот это да! Вау! — присвистнул Готье, когда Соня открыла двери квартиры и зажгла свет.

Такая реакция была, конечно, вполне ожидаема и предсказуема. Готье дышал тяжело, не привык проходить восемь пролетов высоченных этажей одним махом.

— И ты тут живешь?

— Да. — Соня усмехнулась. Странный вопрос. Нет, я тут работаю.

— У-у! Эй-ей! — крикнул Готье и прислушался. Голос разлетелся во все стороны, отразился от стен и вернулся к нему. — Вот это акустика. Ла-ла-ла-а!

Соня осторожно откашлялась. Готье обернулся к ней и улыбнулся.

— Да, извини. Орать посреди ночи не очень-то красиво. У тебя злые соседи или добрые? — Готье скинул кроссовки, надавив носком на пятку, бросил их в прихожей и принялся бродить по квартире.

— Элиза, у тебя тут можно в футбол играть! — заметил он, пересекая холл. Зашел в гостиную, увидел пианино и тут же, естественно, приподнял крышку, провел пальцами по клавишам, прислушался к звуку. Потом взял еще несколько аккордов и утерял интерес. Бросил беглый взгляд на кухню — большую, стерильно чистую и неживую.