– Это шантаж?

Серж усмехнулся, погладил бутыль. Щелкнул по ней пальцами – и емкость сгинула. Джинн стал серьезен:

– Не до шантажа. Я согрелся и отдохнул, я убедился, что ты не строишь ловушек. К делу. Мсье де Лотьэр, я имею заявление, которое, кроме тебя, некому донести до господина Корша лично. Вот полный текст. Я прошу политического убежища для себя и своих последователей. Я признаю наличие раскола в рядах ордена. Я заявляю о реальности неизвестной мне силы, использующей джиннов в акциях самого чудовищного толка. Я заверяю, что орден исчерпал всякую пользу от своего тайного существования и вырождается. Как только будет преодолена угроза войны, я надеюсь стать ректором Амьенского университета, которого пока что нет в природе. До тех пор все члены ордена, подчиненные мне и признающие мою власть, поступают в распоряжение Евсея Оттовича при условии непричинения вреда Франконии нашими руками и магией. Примерно так… Детали в письменном виде.

Шарль взял с блюда и старательно прожевал крепенький соленый огурчик. В голове захрустело – но скорее от невозможности переварить утверждение, чем от перемалывания огурца. Шарль сходил к сейфу и поставил на стол «Рельсовую особую № 14». Налил себе, мэтру и красавчикам из охраны.

– Мэтр, почему вы в своем нормальном виде, а эти играют в ангелов?

– Шарль, в семнадцать лет хочется иметь хоть какие-то поводы привлечь к себе внимание и проявить взрослость, – снисходительно усмехнулся пожилой джинн. – Я пробую им объяснять последствия, но пока без пользы. Однако твой пример внушителен. Да, это Поль, по базису он вода, опасный юноша, я иногда позволяю себе гордиться им. Это Элли, моя внучка. Без маски она куда интереснее. Но ей кажется иначе.

– Почему все так сразу и резко?

– Потому что неделю назад я уничтожил того, кого принято было называть бриллиантом венца власти, – спокойно сообщил Серж. – Он был не в себе. Я не смог установить, чем отравлено его сознание… Но выбора у меня не оставалось, поскольку быть чьим-то рабом я не пожелал. И я испытал страх. Немалый страх. Сейчас в Старом Свете не менее полусотни джиннов серебряного уровня и до пяти золотых, неподконтрольных мне. Я просто не готов уничтожить орден во внутренней резне и не желаю наблюдать новую войну Франконии и Ликры, мой мальчик. Это не принесет ордену ни славы, ни денег, ни влияния. Только смерть. Увы, мир меняется. Грубая нажива так далека от аристократизма наших воззрений. Ты внедряешь культуру потребления напитков в этой дикой пустыне. А дома дичает наша родная нация. Они хотят лишь денег и власти, они уже забыли, что есть еще что-то сверх указанного. Магия умирает… Жрущие примитивные людишки отторгают культуру, и грядет новая эпоха сожжения книг.

– Мэтр, я много пил сегодня, – виновато нахмурился Шарль. – Не надо на мне отрабатывать красноречие, тем более с пси-составляющей. Будет неожиданный эффект.

– Убеждение?

– Похмелье. Вы покороче. Что надо делать? Я тут упростился, и мне можно совсем коротко. Отправите – и я пойду. Лишь бы адресно.

Серж недоуменно пожал плечами, ему явно было слегка обидно оставлять невысказанной тщательно подготовленную речь.

– У нас небольшой аэроплан. Поль – пилот, до столицы семь часов полета без применения сложной магии. Текст вот, готов… На словах прошу передать: я желаю остаться здесь, в поезде, еще на неделю. В столице будут беспорядки, возможны даже взрывы. Я не хочу, чтобы меня сочли инициатором.

– Сейчас разбужу Корнея Семеновича, – буркнул Шарль. – Пожалуйста, протрезвите моего друга. Только бережно, он сильный маг. Взрывоопасный.

Отчаянный зов Элен Соболевой, плачущей в столичном особняке и ждущей помощи от единственного человека, на которого она бесконечно надеялась в любой тяжелой ситуации, Шарль прочел, уже устраиваясь в аэроплане. Элли часто встряхивала синими волосами и красовалась, не отходя от деда. Поль возился в кабине. Мэтр мягко и доверительно кивал, выслушивая начпоезда и обещая заменить инженера Лотьэра по мере сил…

– Мэтр, кажется, в столице уже что-то взорвалось, – тихо сказал Шарль.

– Нет… Не сегодня… Я полагал, вы успеете все предотвратить, – ужаснулся пожилой джинн, по- настоящему бледнея и теряясь. – Если под ударом первый министр, все мои шаги бессмысленны… и мы уже обречены на войну.

– Я ощущаю боль, но не отчаяние, – отметил Шарль. – Корней Семенович, попробуйте телеграф. Прямой на дом фон Гессов или секретаря Самого, у вас есть доступ.

Двигатель аэроплана заработал, Поль довольно хмыкнул и застегнул ремни. Жестом предложил завершать разговоры: он готов к взлету. Шарль закрыл сдвижное оконце. Обернулся к сидящему позади синеглазому поисковику, трезвому и несчастному: малыша донимала головная боль…

– Алекс, сейчас я сниму проблемы самочувствия. На тебе обтекаемость нашего аэроплана. Это полезный опыт, и уверяю: тебе понравится полет. Это не дирижабль – аэроплан куда занятнее и заметно быстрее.

– Будет обтекаемость, – повеселел синеглазый, ощущая тепло и бодрость. – Шарль, мы прямиком в столицу?

Аэроплан запрыгал по кочкам, качая крыльями и поскрипывая, ликреец пошептал и повздыхал, по мере сил облегчая взлет. Когда аэроплан резко задрал нос и завыл, все глубже зарываясь в недра тучи, на этой высоте уже снеговой, Поль одобрительно кивнул и даже показал большим пальцем: лететь с магом на отработке траектории воздушных потоков замечательно. Шарль улыбнулся. Два мальчишки – и оба на его шее…

– Я сам отработаю трассером, поскольку помню неплохую поляну возле усадьбы фон Гессов, для посадки она более чем удобна.

– Нас испепелят, – обреченно предположил Поль.

– Из-за твоей неземной красоты? О да… Джиннов никто не любит.

– Не желаю быть лысым уродом.

– Мсье, я вас вызову на поединок. Ибо полагаю себя достойным иной оценки внешности, о да.

– Так я о себе, – начал Поль и осекся.

Рассмеялся и так же резко смолк, задумавшись всерьез. Аэроплан все карабкался ввысь, натужно кряхтя и подвывая. Прокалывал один слой облаков за другим. Осень – хозяйка домовитая, тучи простегивает плотно и толсто, осознавая близость больших холодов. Аэроплан все выл и выл, карабкался и трясся, то ли от утомления, то ли от досады… Но так и не смог покинуть муть стылого киселя. Поль щелкнул пальцами по штурвалу, запуская магический контроль горизонта, откинулся в кресле и стащил шлем:

– Кто греет так усердно?

– Алекс, – улыбнулся Шарль. – Огонь – вода – сочетание редкое и необычное. Не понимаю, как его допускали на дирижабли? Он от злости иногда искрит.

– Не нужна система зажигания, – порадовался Поль. – А я вода и ничего более. Но это удобно, контролирую все формы, от льда до пара, плюс жидкие состояния веществ в целом. Обледенение для авиации на севере опасно. Зимой только я и летаю в Норху. Да и приводнение мне дается без проблем, как и навигация в непогоду. Над горами южной Арьи без магии воды хотя бы уровня бакалавра летать запрещено. И это правильно: облачность там плотнейшая.

– Я тоже могу отстроить ночную навигацию, а сверх того сократить расход топлива, – с долей ревности в голосе отозвался Александр. – Обледенение тоже пустяк, прогрею и сниму. Двойная стихия удобна для пилотирования самолета.

– Аэроплана, – насмешливо поправил Поль. – Когда вы, ликрейцы, догоните в авиации самые отсталые страны, тогда и пробуйте внедрять свои названия.

– Зато я умею сбивать современные аэропланы, – уперся Алекс, переходя к довольно странному методу доказательства превосходства Ликры. – Вода – огонь, знаешь ли…

– И кто-то еще фальшиво вещает о миролюбии! Вот я способен гасить пожары, как городские, так и лесные, я прирожденный врач, вода – основа жизни, а ты просто ходячая бомба, нашел, чем удивить!

Шарль не стал вмешиваться в обмен описаниями талантов. Не до детских глупостей, когда более серьезные мысли теснятся в голове: орден фактически распался, венец власти разрушен! Ле Берье и его