рамку, поскольку этот треугольник требовал внимания и вынуждал защищать еще кого-то, почти незнакомого, но важного для спасения всей суммы обстоятельств. И я защищала.

– Лешка!

Бризов верно понял, уж не знаю каким чудом, мой сдавленный страхом вопль. И сделал необходимое: в следующее мгновение дверца хлопнула, и «М-подушки» сработали. Это заклинание стихии воздуха, нанесенное по всему периметру автомобиля на высоте хромовой полоски, отделяющей кофейный низ кузова от окрашенного в топленое молоко верха… На уровне накладки – примерно в живот – и ударила волна теплого воздуха, сминая всех нас, меня в том числе, и расшвыривая метров на десять от автомобиля. Фасад театра неровными выщербленными кирпичами впился в затылок, выбил дыхание из легких, но я еще держала кадры, оба, смазав и потеряв третий, самый малозначительный. Я на что-то продолжала надеяться, хотя уже открыла глаза и видела молоденького конопатого арьянца, стоящего в метре от автомобиля: заклинание его не затронуло, он сам с пятого курса, стихия – воздух. Я знаю, он был у нас дома не так давно, приносил отцу набросок диплома… Глаза у парня сейчас были пустыми до ужаса, из разжатой руки сыпались вниз цветы. Потом я перестала видеть его: «фаэтон» буквально прыгнул вперед, капотом отбрасывая арьянца.

Грохот прокатился короткий, задавленный и заглушенный криком сразу нескольких магов. В следующее мгновение тишину уничтожила Геро, спевшая нечто невозможное, невыносимо трагичное, что выворачивало душу и обдирало кожу. Я увидела, как отец привстает на колено и оборачивается не к ней, а куда-то в сторону, сосредоточенно вглядывается. Там, у самого угла, темным вьюном ползла ночная удача лихих людишек, оберегая своего избранника. Я придушила ее коротко и страшно, так, чтобы эта дрянь и не дернулась… Но все же последним ударом беды хлопнули два пистолетных выстрела.

– Платон! – охнула Фредди.

Ее отбросило прямо в коридор, оттуда ничего не было видно, и, судя по голосу, она не надеялась застать мужа в живых. Я, честно говоря, тоже. Область удачи в последний момент перед взрывом была так мала…

Я шаг за шагом стала двигаться к автомобилю, обходить его. Ничего я не желала видеть, но все шла и шла, ужасно медленно, словно меня тянула и одновременно тормозила чужая злая воля.

Наш первый министр лежал на спине у заднего бампера автомобиля. И не двигался. Рядом уже трудились три мага, наспех создавая щит. Бризов, не замечая ссадину на виске, торопливо нащупывал пульс на шее Потапыча. Глянул на нас, кивнул – жив. Стало возможно дышать.

Я мелкими шажками снова двинулась к Потапычу, не в силах оторвать взгляда от заднего правого колеса автомобиля, нелепо вывернутого, с разорванной шиной и изогнутым ободом. И я уже совершенно точно знала, кто не поместился в рамку удачи. Друг Лешки Бризова, маг-трассер. Он сидел за рулем «фаэтона» и так и остался там, откинувшись в кресле и не шевелясь. И Ляля. Она лежала, сжавшись в комок, как раз между задним изуродованным колесом машины Потапыча и передним, вмятым к двигателю, колесом «фаэтона» охраны. Я видела только пеструю юбку и голую грязноватую пятку. Для удачи маленькая цыганка более не существовала, потому что удача присуща живым.

Меня встряхнул за плечи Семен. Наверное, я выла.

– Потом будем плакать, нельзя нам пока что, – тихо и строго велел он. – Пошли. Карлу надо помогать. Ты меня понимаешь? Рена!

Я кивнула, чувствуя себя ничуть не живее Ляли. Кажется, я переставляла ноги. Не помню. Дорога плыла навстречу толчками, Сема тянул меня и вел к дальнему повороту. Там уже стояли большой группой полицейские. Кричали набежавшие на шум люди, кто-то голосил, кто-то пытался прорваться и рассмотреть поближе, что происходит. Отец стоял на коленях, положив руку на грудь лежащего неподвижно человека со смутно знакомым лицом.

– Рена, если еще можно, мы должны его вытащить, – сказал он, не оборачиваясь. – Это очень важно.

Я и сама знала. Именно на этого человека я истратила часть сил тогда, пытаясь удержать удачу. И теперь снова отдавала остатки дара. Фарза слушалась нехотя, кое-как. Если что-то получалось, то не по моей воле, а стараниями Семена… Рядом прошел автомобиль, затем второй и третий. Полиции стало больше. Подкатила пролетка. Врач щелкнул замком чемоданчика, устраиваясь рядом с отцом. Второй побежал к входу в театр. Время сочилось, как кровь из раны. То есть и кровь тоже капала. Я и не замечала, пока врач не закончил с тем человеком, не осмотрел содранную кожу на щеке у отца и не обернулся ко мне. Оказывается, весь рукав мокрый и Семка давно меня держит на руках.

– Обойдется, – уверенно изрек пожилой полноватый врач. – Вы, сударыня, весьма везучи. Кость не задета, осколок прошел навылет.

Я промолчала, наблюдая, как режут рукав и обрабатывают рану. Толку от моего везения? Да я во всем и виновата, я одна… Затеяла праздник и ничего не смогла разглядеть, слепая дура. Видимо, я говорила вслух.

– Рена, не так, – устало покачал головой отец. – Вчера Алмазова была у меня. Твердила, что Ляля себе нагадала смерть. Давным-давно. И что никак не удается ее переубедить. Не эту смерть. Ждала, что жених ее зарежет из ревности. Не цыган он, офицер, из богатой семьи. Запрещал петь… Понимаешь?

– Нет.

– Потом разберемся. Мне по-прежнему не нравится то, как активно меняется рисунок удачи. Потапыч выведен за черту угрозы, но кто остается внутри? Семен, давай как следует подумаем и поищем.

Подъехала большая машина из ближней больницы. Лежащего на дороге переместили на носилки. Я отвернулась и стала глядеть, как шевелится толпа перед театром, как отъезжают машины, развозя важных людей и составляя для них охрану.

– Там, – указал Семен, – пока что копится.

– Там, – машинально согласилась я.

Припомнила третью рамку, распавшуюся: а кого она должна была спасти и от чего? Я ведь обычно отслеживаю хотя бы место, но теперь и в этом не годна, темно мне. Рука болит, а душа и вовсе стоном стонет и корчится.

Отец огляделся в поисках хоть какого-то транспорта, не занятого в делах полиции. Указал нам на пролетку. Втроем было тесновато, зато лошади свежие. На узких улицах пролетка даже удобнее автомобиля. Отец погнал прямо через парк, на дальнюю аллею, вдоль домов по узкой дорожке, закоулками, все ближе к центру, к богатым особнякам самых состоятельных людей. Тут было тихо до оторопи, словно город вымер. Навстречу выкатился из-за угла автомобиль, фары не горели. Отец явно применил магию: тот затормозил и уткнулся в кованую ограду.

Наша пролетка миновала еще один дом. Семка подхватил меня на руки и потащил к парадному через пролом ворот, снесенных новым заклинанием решившего не терять времени декана инженерного отделения. Уже в дверях я осознала: это же усадьба Соболева! Он, похоже, только-только прибыл, машина вон в сторонке остывает, брошенная в спешке. В первом зале у лестницы, ведущей наверх, сидит в кресле полицейский из охраны. Неподвижно сидит… И наверху точно копится беда. Я постаралась снова отделить ее от тех, кому сегодня стремятся перечеркнуть грядущее. И еще я желала найти виновных – тех, кто пользуется «фартом». Слово это они переделали из названия поля удачи, и обозначало оно худшие ее проявления: низшие, корыстные, те, что позволяли, как часто говорят, «идти к цели по трупам»…

Тьма плыла навстречу, но обычным зрением я не видела ее источника. Зашипела от злости и рванула невидимое, рассеивая. Было это почти так же дурно, как идти по трупам, но я уже не выбирала и не рассуждала. Я хотела, чтобы им стало плохо. Всем, кто придумал сегодняшнее.

Тело резко обозначилось из пустоты, когда идущий вниз по лестнице невидимка споткнулся. Он не устоял, скатился, глухо стукаясь о ступени. Нам пришлось посторониться, когда он пронесся мимо. В зале, за спиной, рассмеялся барон фон Гесс – так зло и сухо, что у меня, его названой дочери, мурашки пробежали по коже. Сделалось очевидно: одного устроителя покушения мы изловили. Настоящего, а может, даже и главного.

Наверху хлопнул выстрел. Я закричала и рванулась, Семка охнул, схватил меня за руку и потащил по лестнице, уже не соображая, что тянет за больную руку и что это невыносимо.

Навстречу по коридору уже шла Рату, пошатываясь и охая. Указала на дверь. Семка толкнул плечом, вошел первым. Следом, оттеснив меня, вбежал отец.