в его глазах желание.
Двенадцать лет она не испытывала ничего подобного. Он развязал ее шарф и расстегнул куртку. Отбросив в сторону свою куртку, он в нетерпении сорвал с себя свитер вместе с рубашкой.
Поппи была не готова к этому. Она беспомощно протянула ладонь и провела по его стройному мускулистому телу.
И тогда он поцеловал ее с той же страстью, какую она видела в его глазах. И как же ей было не ответить? Она почувствовала, как ее охватывает желание, и ощутила – она могла поклясться в этом – возбуждение там, где, казалось бы, она уже не могла чувствовать ничего. А он все целовал ее, и с каждым разом поцелуи становились все более страстными. Она выгнула спину, и он вдруг ловко снял с нее свитер.
Волны страсти, исходившие от него, проникали так глубоко в каждую клетку ее тела, что она, если бы могла двигаться, уже давно бы извивалась в его объятиях. Ей так нравились его густые волнистые волосы, его сильная шея, то, как сокращались его мышцы – на спине, руках, на груди, – когда она ласкала его. Она просунула пальцы за пояс его джинсов.
– Не надо, – хриплым голосом проговорил он. Ей стало страшно неловко, и она отдернула руку.
– Не надо, не останавливайся, – с мольбой в голосе произнес он.
Но его слова прозвучали как-то искусственно, или ей это только показалось? Она спрятала руки под подушку.
Гриффин привлек ее к себе так, что они смотрели теперь друг другу прямо в глаза.
– Что случилось? – спросил он.
– Ты так застонал, как будто то, что я делаю, – это больше того, чем ты хочешь.
– Глупенькая, – сказал он и снова приник к ее губам. – Ты что, боишься? – спросил он.
Да, ей было очень страшно. Но как ему это объяснить? Он нежно улыбнулся ей и сказал:
– Я знаю, чего ты боишься. Мне кажется, ты боишься не почувствовать того, что хочешь почувствовать. Ты боишься, что я тогда не буду хотеть тебя так, как хочу сейчас. Я прав?
Да, он ее прекрасно понимал. Она кивнула.
– Поверь, со мной этого не произойдет, – сказал он вдруг опять севшим голосом. – Ты такая красивая.
– Но мои ноги… – воскликнула она.
– Что ты выдумываешь! – Он нежно провел рукой по ее ногам и сказал: – Поппи, у тебя все в порядке – и с ногами, и со всем остальным.
Он гладил ее ноги, его пальцы продвигались все выше, пока она от возбуждения не закрыла глаза и не откинулась на подушку.
– Твое тело работает, – прошептал он. – Я думаю, что все проблемы чисто психологические. Ты почему-то испытываешь чувство вины, даже только подумав о физической близости.
Да, он был прав, но она так хотела его сейчас! Взяв его лицо в свои ладони, она поцеловала его. Полностью отдавшись наслаждению, Поппи отбросила чувство вины и все свои страхи. Он снял с нее всю оставшуюся одежду, и ее охватила страсть, сопротивляться которой больше не было сил.
Это было самым восхитительным из всего, что случилось с ней после того, как придумали коляски с усовершенствованными колесами, – так она и заявила ему, когда в пять часов утра зазвонил будильник.
Но он почему-то не пришел в восторг от такого сравнения.
Гриффину очень не хотелось в шесть тридцать лететь в Миннеаполис. Но больше всего его расстроило то, как она отозвалась об их первой близости, о проведенной вместе ночи.
– Я бы не стал сравнивать то, что между нами было, с какой-то вещью.
– А как бы ты это назвал?
– Самым счастливым событием в моей жизни, – ответил он. Они лежали лицом к лицу. Он протянул было руку, чтобы дотронуться до нее, но тут же отдернул.
– Нет, надо вставать. А то на самолет опоздаю.
Не слушая, она обняла его. Одного поцелуя было достаточно, чтобы страсть загорелась в нем с новой силой. Как можно было остановиться? Она хотела его. Да, ему надо было успеть на самолет, но доставить ей наслаждение было для него гораздо важнее.
После он подхватил ее на руки и отнес в душ. В кабине были установлены поручни, так что он поставил ее на пол, и они принялись намыливать друг друга, непрерывно целуясь. А потом он завернул ее в полотенце и посадил в кресло. Она смотрела, как он поспешно одевается.
– Уже так много времени, как бы не опоздать! – сказал он, натягивая джинсы. – Но как же было хорошо! Я знал, что так и будет, когда в самый первый раз увидел тебя. Нет, даже раньше. Я почувствовал это уже тогда, когда мы разговаривали с тобой по телефону.
– Не придумывай, – сказала она, но лицо ее расплылось в улыбке.
– Правда. Между нами сразу пробежала какая-то искра. Ты у меня единственная и неповторимая, Поппи.
– Я – инвалид.
– Да, это кресло – часть тебя. Но у меня с этим никаких проблем не возникает. Я не понимаю, как это может нам помешать. Я люблю тебя, Поппи.
