спину, Джеффри взял ее лицо в ладони и провел по нему пальцами, повторяя грациозную линию подбородка и шеи. Он ощущал учащенное биение ее сердца, видел на ее лице возбуждение, которое он вызывал в ней. Ее руки у плеч сжимали побелевшие от напряжения пальцы, пока его собственные пальцы одну за другой расстегивали пуговицы у нее на блузке. Он снова поцеловал ее, когда распахивал тонкую ткань, а потом отпрянул, чтобы взглянуть на нее.
— О, Сара, — хрипло выдохнул он. Его руки двигались по ее телу, пока, наконец, ее груди не оказались в его ладонях. Кружево на ее лифчике было таким же нежным, как она сама, а шелковая чашечка была почти такой же гладкой, как ее кожа. Наклонившись, он провел губами по верхнему изгибу ее груди. Ощутив, как набухает грудь Сары, Джеффри почувствовал еще большее возбуждение, усугублявшееся ее полными желания словами.
— Так, Джефф… да… — Запустив пальцы ему в волосы, она притянула его еще ближе. В этот момент они были действительно, на самом деле, муж и жена. Саре хотелось, чтобы ему принадлежало все, что у нее было. И неважно, что речь шла о ее теле. Радость была в отдавании — полном и безоглядном.
Чувствуя, что начинает терять над собой контроль, Джеффри попытался отстраниться. Но желания его тела без труда пересилили команды мозга. Губы Джеффри лишь опустились ниже, изголодавшись по нежности ее груди. И ее руки, которые так соблазняюще проникли ему под свитер… Ее прикосновения обжигали кожу. Он беспомощно стремился к большему, безвольно давая себе еще минуту.
Сара громко вздохнула в возбуждении, когда он проворно и ловко расстегнул крючки у нее на бюстгальтере. На нее повеяло прохладой, а затем ее тело обдало невероятным теплом его рук. Его пальцы исследовали ее грудь во всей ее полноте, гладя ее округлыми движениями, сужая эти круги, каждый из которых был меньше предыдущего, и таким образом они приближались к эротическому пику ее соска.
— Пожалуйста… — прошептала Сара, как в бреду, и была вознаграждена, когда кончики его больших пальцев провели по ее затвердевшим соскам. Сгорая от пронизывающего ее возбуждения, Сара закусила губу, крепко зажмурила глаза и еще яростнее вцепилась в его плечи. От ее прикосновения все мускулы Джеффри напряглись, но она это едва ли замечала. Не заметила она и тень тревоги, пробежавшую по его лицу.
Достаточно, сказал себе Джеффри, но его руки продолжали интимные ласки, словно ее плоть, гладкая, как слоновая кость, притягивала его, словно магнит. Наклонившись, он едва коснулся губами ее соска… всего один раз… но это оказалось лишь крошкой, неспособной утолить голод мужчины, жаждущего именно этой сладости. Еще поцелуй. Он погладил языком твердый пик, открыл рот и взял целиком. Как мог он остановиться, когда она так нежно молила его продолжать?
И ему хотелось большего, как и ей. С ласковой настойчивостью она призывала его вернуться, садясь на кровати, чтобы стянуть с него черный свитер, под которым его мужественный торс казался таким теплым и манящим. Она выжидательно прикоснулась к нему и дотронулась до плеча.
— Сара, — хрипло воскликнул он, предостерегая, но это предостережение относилось к нему самому. Все его тело горело, как в огне. Он давно уже не в силах был думать ни о чем ином, кроме желания еще раз погрузиться в ее тепло.
— Сара, нет… — Схватив ее запястья, он с силой отвел ее руки от своей груди. — Хватит.
Глаза ее расширились в тревоге, голос стал неожиданно скрипучим и едва слышным.
— Что-то не так, Джефф?
— Я не это подразумевал, когда просил тебя выйти за меня замуж.
— Что? — Выплывая из подернутого дымкой царства страсти, она, казалось, не могла его понять.
Джеффри заскрежетал зубами, пытаясь противостоять не только ее обольстительной беспомощности, но и своему собственному крушению.
— Я сказал, что мы зашли слишком далеко. — Она не сводила с него непонимающего взгляда. — Мы должны остановиться.
— Но ты же мой муж, Джефф!
— На бумаге… и для суда. Мы заключили сделку. Ты получаешь свой западный филиал, а я на год — жену. — Он говорил быстро, словно вколачивая эти мысли в собственную голову. — Нам важно соблюдать все внешние приличия. Я не ожидал… этого. — Он не ожидал, что будет так сильно желать ее. По правде говоря, он был удивлен, что оказался в состоянии остановиться.
— Но ты же сам говорил о том, как это было чудесно…
— А ты о том, как фальшиво все это будет, — словно выплюнул он ответ.
— Джефф… — пыталась она протестовать, но он отпустил ее запястья и поднялся, наконец-то полностью обретя контроль над собой.
— Нет, Сара. — Решительно сжатые челюсти не допускали возражений. — Ты была права. Я могу подождать. Кроме того, ты должна успеть на очень ранний рейс. По-моему, тебе надо постараться поспать то время, которое осталось в твоем распоряжении. Впереди у тебя дальняя дорога. — Подобрав свитер, он отвернулся, предоставив ее взору широкую загорелую спину, а потом — пустоту.
Когда дверь за Джеффри захлопнулась, Сару охватила дрожь, не имевшая ничего общего со страстью и целиком связанная с отчаянием. Ее собственные слова, которые она выкрикнула в момент слабости, вернулись, чтобы преследовать ее. То, что Джеффри, казалось, с уважением воспринял ее заявление о бессмысленности и пустоте физического акта без любви, служили ей малым утешением, когда она так любила его. Она всегда любила и будет любить его. Она любила его с той первой недели в Сноумассе, даже в те два года супружества, когда их отношения клонились к закату, и пронесла свое чувство даже через восемь лет разлуки. Почему бы еще она согласилась на его второе предложение о замужестве, как не затем, чтобы снова быть с ним?
Без любви занятия любовью — дешевая подделка. Но она же говорила о нем! Это у него, как оказалось, иссякли чувства, не у нее!
Он только что сказал, что подождет. Чего подождет? Что пройдет этот год, и он обретет свободу удовлетворить свою страсть с другой женщиной? Но он же желал ее, в этом Сара была уверена. И она могла принести ему удовлетворение, в этом она также не сомневалась. Но год отчаяния и безысходности? Разве он этого ожидал? Неужели с этим она столкнется?
Все было так, как она с опаской ожидала в ночь похорон. Одно напоминание о том, как идеально их тела подходили друг другу, — и она вновь захотела его. И это желание будет таким же, как много лет назад. В течение шести месяцев после развода Сара была уверена, что все кончено. Но желание возникло в ней вновь. Почему? Потому что она любила Джеффри и была не в силах отказаться от него. Ее желание оставить его оформилось лишь тогда, когда их брак стал для нее невыносим, тогда, когда она поняла, что для сохранения человеческого достоинства ей нужно сбросить с себя паркеровский покров.
А теперь ситуация изменилась. Она была человеком, жившим своей независимой жизнью. Однако она пообещала ему год — и в действительности она сама хотела этого. Но была ли в этом надежда? Осмелится ли она спросить себя, возможно ли вернуться к тому, что они некогда испытали в Сноумассе? Сара не знала. Она просто не знала!
Эта ночь принесла ей мало сна и еще меньше ответов. Когда в понедельник утром она заставила себя подняться с постели, то была рада отбросить от себя, наконец, все эти бесконечные «зачем» и «почему». Чего она не ожидала, так это трепета, который вызвал в ее сердце прощальный поцелуй Лиззи, а также многозначительного молчания, царившего в маленьком автомобиле Джеффри, ехавшем в аэропорт. Оставив в доме все, кроме маленькой сумочки, Сара вновь запротестовала, когда Джеффри выразил готовность подождать вместе с ней отлета самолета. И вновь он одержал верх. На этот раз его ожидание казалось оправданным. Слегка приобняв ее за плечи, Джеффри отвел Сару к стоящим в отдалении стульям. Устроив ее, сам сел рядом и только тогда заговорил, так тихо, что слова лишь долетали до ее ушей. Сара не удивилась выбору темы.
— Сара, что касается прошлой ночи…
— Джефф, пожалуйста… Давай просто забудем об этом. — Хватит ей терзаний. Где-то в середине ночи Сара полностью смирилась с отсутствием перед собой всякой перспективы.
Джеффри повернулся к ней.
— Я не могу этого сделать и сомневаюсь, что ты также способна на это. — Разумеется, он был прав. Сара стала слушать с большим терпением. — Я лишь пытаюсь облегчить ситуацию для нас обоих, Сара. — Даже для него это заявление прозвучало абсурдно, учитывая охватившее его чувство безысходности. Но эта