детонацией.

Чтобы пробить семь слоев плексигласа, нужен был очень мощный взрыв, поэтому Малко и выбрал это оружие. Выстрелив, Малко изо всех сил уцепился за кресло.

Раздался душераздирающий вопль, хруст ломающихся костей; фантастической силы поток воздуха, образовавшийся разницами давлений, в долю секунды подхватил Хусейна и всосал его в образовавшуюся дыру, туда же полетели подушки и все находившиеся поблизости легкие предметы. Вцепившись изо всей силы в кресло и вытаращив от ужаса глаза, Нафуд Джидда увидел, как его телохранитель исчезает в небесах. Ледяной ветер ворвался в дыру, пронесся по кабине «ДС-9», и сразу стало холодно – минус двадцать градусов. Малко почувствовал, как мощный насос выкачивает воздух из его легких, дышать было нечем, самолет разгерметизировался. Он готовил себя к этому испытанию. Но секунды, прошедшие с момента выстрела, показались ему длиннее, чем вся прожитая жизнь. Он задыхался, словно рыба, выброшенная на берег. Прошло секунд тридцать после взрыва иллюминатора, когда на пол упали кислородные маски. Малко схватил ближайшую к нему и, дрожа, стал жадно глотать кислород. У Нафуда Джидды не было сил даже дотянуться до маски, лежащей в нескольких сантиметрах от него. Анорексия. В тот же момент холодный воздух стал концентрироваться, превращаясь в густой туман, который двигался от иллюминатора, заполняя весь салон. Джидда скрылся в тумане, Малко не мог даже различить его силуэта. Он встал и чуть не потерял равновесие. «ДС-9» резко пошел на снижение со скоростью две тысячи футов в минуту, чтобы войти в зону нормального давления. В ушах Малко раздался пронзительный звонок. Пилоты включили аварийный сигнал. У них была независимая кислородная система. Они уж точно надели очки и маски и вели самолет в направлении моря. На это уйдет минут десять. Машина вибрировала, стремительно теряя высоту. Теперь уже в тумане потонула вся кабина. Нафуд Джидда сидел на месте в полуобморочном состоянии.

Малко переждал три-четыре минуты, вздохнул глубоко кислород, встал. Очень мало времени. Самолет наклонился, и Малко почти перелетел в носовую часть. В коридорчике он увидел стюарда, вцепившегося в кислородную маску. Затаив дыхание, он проник в комнату с кроватью, на ощупь отыскал портфель и попятился к выходу. Кислорода не хватало, сердце спотыкалось в груди, ноги подгибались от слабости. Нафуд разглядел в тумане очертания Малко и что-то крикнул ему, но что, тот не понял. Наконец арабу удалось дотянуться до маски; он дышал неровно, не в силах подняться. Крепко держа драгоценный портфель, Малко прошел через небольшой отсек, предназначенный для секретарей и находившийся за салоном, скрылся в туалете и закрылся на замок. В той части, где он находился, шум был еще невыносимей. Самолет уже снизился настолько, что давление стало почти нормальным, можно было дышать. Но каждое движение требовало невероятных усилий. Нагнувшись, он открыл шкафчик под умывальником и запустил туда руку. Если что-то помешало Крису Джонсу, Малко окажется не в лучшем положении. Парашют был на месте.

Ухватив за ремень, Малко вытянул парашют, выпрямился. Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы всунуть руки в ремни и застегнуть на животе пояс безопасности; один из ремней Малко пропустил через ручку атташе-кейса. Квадрат парашюта спускался Малко на самые ягодицы. Проверил надежность ремней, потянув их вниз, вышел из туалета.

Туман еще не рассеялся совсем, но уже редел, температура несколько повысилась, стала терпимой. Продвигаясь по отсеку, Малко выглянул в разбитый иллюминатор. «ДС-9» летел на высоте не более пяти тысяч футов и продолжал снижаться.

Самое время.

Малко направился в хвостовую часть, где была лестница, встроенная в корпус машины, открывалась она так же, как и дверь. Грохот от реакторов стоял невероятный. Малко поставил у ног портфель и стал шарить слева от двери в поисках небольшого четырехугольного трапа. Накануне ему показали на другом «ДС-9», где он должен находиться. Наконец ему удалось засунуть туда руку и нащупать рычаг. Он потянул его на себя и разблокировал гидравлическую систему, запирающую дверь на время полета.

Схватив ручной насос, стал качать воздух, как сумасшедший, чтобы привести в действие механизм постепенного открытия дверей. Ворвавшийся поток воздуха чуть не вытянул его наружу. Он изо всех сил уцепился одной рукой, удерживая ногами портфель. То и дело бросал взгляды в ту сторону, где была кабина. Он смутно видел, что стюард суетится вокруг Нафуда Джидды. Самолет летел со скоростью не более двухсот пятидесяти узлов, но открывшаяся дверь вызвала дополнительное торможение, отчего весь корпус машины затрясло. Сейчас один из пилотов обязательно примчится выяснить, что происходит. Малко не знал, есть ли у пилотов оружие...

Наконец дверь открылась, и образовался угол в тридцать градусов по отношению к полу кабины. Малко бросил насос, согнулся пополам и бросился головой вниз. Одной рукой он сжимал портфель, другой – ручку, раскрывающую парашют. И тут же потерял сознание: горячий поток воздуха из реакторов, обдавший его, и шок, который он испытал при выходе из самолета, сделали свое дело.

Автоматически он дернул за ручку, и парашют раскрылся. Малко почувствовал огромной силы удар по плечам и как бы остановился. Он не знал, сколько времени пробыл без сознания. Поискав глазами «ДС-9», увидел, что самолет удалялся, стремительно уменьшаясь в размерах. Другая серебристая точка, наоборот, становилась больше, приближаясь к нему. Это был «Сэбрилайнер» Ричарда Кросби, который летел следом за ними от самого аэропорта Хобби и поддерживал связь с ФБР и ДОД ЦРУ.

Малко сразу успокоился и посмотрел вниз. Под ним расстилалась саванна с редкими кустарниками.

Черный портфель Нафуда Джидды колотил его по бедру. Ему хотелось петь и кричать от радости. Все прошло точно так, как было задумано. Нервное напряжение спало, и он почувствовал, что у него все болит. Малко задавал себе мысленно вопрос, погиб или нет Нафуд Джидда от декомпрессии... Собрался, напряг мышцы. Земля, казалось, стремительно летела ему навстречу. Он не прыгал с парашютом лет пять. Последний раз это было в Боливии.

Нафуд Джидда дышал, как морж, прижав широко раскрытый рот к кислородной маске. Он вдыхал глубоко, стараясь захватить как можно больше кислорода, но легким все было мало. Он подумал, что сейчас у него откажет сердце. Самолет уже стоял на взлетной площадке ранчо, а ему все еще казалось, что он задыхается. Он открыл глаза: над ним склонился Омар Сабет и неодобрительно смотрел на него.

– Я не нашел его, – сказал палестинец, увидев, что Нафуд Джидда открыл глаза.

Как только самолет приземлился, они стали искать портфель Нафуда Джидды. Внутри самолета творилось что-то невообразимое, как после Варфоломеевской ночи. Повсюду бумаги, кассеты, посуда, – что только не валялось на полу!

Кислородные маски свисали с потолка, как диковинные желтые цветы.

В душе Нафуда Джидды теплилась малюсенькая надежда на то, что портфель унесло потоком воздуха. Но и это было очень рискованно. Его душила злоба. Ричард Кросби предал его. Он был абсолютно уверен в этом особенно после того, как его не оказалось на ранчо. Он пытался заставить себя рассуждать хладнокровно, не поддаваться ненависти, кипевшей в его груди.

Он нацарапал телеграмму и протянул ее Омару Сабету.

– Отправить тотчас же.

В телеграмме содержался приказ остановить все отгрузки для «Мегуойл».

Он пытался проанализировать ситуацию. Он исходил из худшего: тайное соглашение, подписанное им с Лигой арабских государств, находится в руках американского правительства. Что из этого следовало? не говоря о том, что ожидало его лично, это означало конец эмбарго и сотни миллионов долларов, выброшенных на ветер. Зная, что конец эмбарго близок, американское правительство не уступит ни на йоту. Палестинцы во всем обвинят его, Нафуда Джидду. И единственное, чем он сможет искупить свою вину, – смертью.

Никакими деньгами он не сможет откупиться от них, уйти от их ненависти. Он провел рукой полбу. Паника охватила его.

Омар Сабет снова стоял рядом. Молчал. Нафуд Джидда протянул ему телеграмму:

– Зашифруй и передай немедленно.

Он не строил иллюзий. ЦРУ перехватит ее. Но, может, не сумеет расшифровать. Он живо представил себе реакцию стран, участвующих в эмбарго. Пожалуй, первой отречется от него родная страна.

Взбешенный, он отбросил кислородную маску, зашагал взад и вперед по салону. Ему хотелось выпить.