Память Малко нашла нужное звено в тот момент, когда паранг был уже занесен над Самантой. Он вспомнил свой разговор со стюардессой индонезийской авиакомпании.

– Кали! – крикнул он. – Вас обманули! Президенту вы больше не нужны, он уже нашел вам замену!

Жена президента на мгновение замерла с поднятым парангом, затем медленно опустила руку и со свирепым видом приблизилась к Малко. Он испугался, как бы она не убила его прямо сейчас за то, что он выставил ее перед всеми в качестве обманутой жены. Однако другого выхода он не видел.

– Что вы сказали? – ледяным голосом произнесла она. Малко пристально смотрел на нее, словно пытаясь загипнотизировать.

– Я сказал, что у вас появилась соперница, что вы недолго останетесь первой дамой страны...

Он слово в слово повторил ей то, что говорила стюардесса. На лицо Кали было страшно смотреть. Оно выражало дикую ненависть. Малко тотчас же понял, что попал в цель. Но к чему это приведет?

Кали топнула ногой.

– Это ложь! Я вас убью...

Однако Кали не двинулась с места. Малко не мог знать, что ей действительно было известно о существовании соперницы – женщины по имени Дува. Несколько месяцев назад Кали устроила президенту отвратительную сцену, запрещая видеться с новой фавориткой. Он поклялся всем, что ему дорого, в верности Кали, но его клятва стоила немногого...

Рассказ Малко мог означать, что президент не сдержал своего обещания. Дува была самоуверенна, тщеславна, не менее красива, чем Кали, и никогда не скрывала своего намерения занять ее место. Значит Малко сказал правду?

Кали пронзило ужасное подозрение: она вспомнила, как президент торопился отправить ее на Бали. Между тем он был ревнив, как тигр, и при обычных обстоятельствах ни за что не отпустил бы ее от себя. Что если все это действительно правда?

Ее собственное могущество зависело только от президента. Она знала, что в стране множество претенденток на ее место, питающих к ней неприкрытую злобу и зависть. В одиночку ей долго не протянуть: она никогда не жалела своих соперниц и совершила непростительную ошибку, не уничтожив их всех до единой.

Кали будто случайно перевела взгляд на Малко, о котором почти забыла, и к ней снова вернулось прежнее хладнокровие. В ее мозгу с удивительной быстротой созрел новый план.

Если дела и вправду обстоят так худо, то Малко может ей пригодиться. Если же он все это выдумал, она всегда успеет отомстить ему.

Кали выкрикнула короткий приказ, и охранники увели Малко от развалин храма. Он крикнул:

– Саманту тоже!

Кали пожала плечами. В эту минуту ей не было никакого дела до немки.

Саманту, дрожащую нервной дрожью, толкнули к австрийцу.

– Что это значит? – спросила она. – Они собираются нас пытать?

– Нет, – проговорил он. – Я кое-что вспомнил. Это по крайней мере поможет нам выиграть время. А может быть, и жизнь.

Кали куда-то исчезла. Слегка разочарованные охранники стали расходиться. Праздник закончился. Хасан по-прежнему спал в хижине.

Кали задыхалась от бешенства и ненависти. Она приказала принести себе чаю в деревянный дом, служивший штабом отрядов ИКП, но так и не притронулась к чашке. Ей пришлось объяснить партийным руководителям, что казнь европейцев – в назидание горожанам – состоится в Денпасаре.

Кали напрасно старалась убедить себя в том, что рассказ Малко – это всего-навсего пустяковая сплетня. В ее душу закрадывался панический страх.

Она всячески поощряла доносчиков, вертевшихся в окружении президента. Но за последнее время они не сообщили ей ничего подозрительного. Может быть, потому, что она стала для них пустым местом и они ее уже не боятся? Кали чувствовала, что сходит с ума. Ей нужно было узнать все наверняка, но она крепко застряла на Бали. Чем больше она размышляла, тем прочнее в ней укоренялась возникшая идея. Идея, которая представлялась ей заведомо неудачной, но единственной, способной вернуть ей спокойствие и авторитет. Ее замысел был небезопасен: президент ненавидел сцены ревности.

Кали испытывала почти физическую боль. Подобное коварство было как раз в духе президента: отправить ее выполнять грязную работу и обзавестись за это время новой женщиной, еще не успевшей испачкать руки в крови.

Единственным способом проверить это было позвонить президенту и объявить о своем возвращении. Главное – не упоминать о Дуве. С ней она разберется в Джакарте.

Однако позвонить в столицу можно было только на следующий день – от губернатора.

Секретарь партийной организации Бангли пригласил Кали пообедать традиционным нази-горенгом. Она попыталась успокоиться. Когда недоразумение уладится, она сама возьмет в руки паранг и разрубит Малко и Саманту на части, чтобы отомстить за пережитый страх. А пока что ей предстояла бессонная ночь...

Малко и Саманта сидели в полной темноте. Кормить их, похоже, никто не собирался. Зачем тратить рис на живых мертвецов? На улице, перед дверью хижины, один охранник горько жаловался другому по поводу того, что он якобы, по мнению начальства, плохо справляется со своими обязанностями дорожного рабочего.

– Это несправедливо, – горячился он. – Партия должна бы выдавать мне двойную норму риса за службу в отряде, а не упрекать...

– Действительно, несправедливо, – поддакивал второй часовой.

Время в хижине тянулось мучительно долго. Поселок Бангли постепенно засыпал, насытившись кровью врагов революции. В нем не осталось ни одного члена национальной партии и ни одного китайца. Палачи не пощадили ни женщин, ни детей. Сейчас трупы уже убрали, и развалины храма можно было смело показывать зарубежным туристам...

Малко лежал рядом с Самантой. Ее переполнял страх, но серые глаза смотрели по-прежнему упрямо и твердо.

Малко боялся вселять в нее надежду и не решался сказать, что у них появился шанс на спасение. Своим вмешательством он лишь выигрывал время, однако все могло обернуться еще более страшными мучениями.

Сидя на мягком сиденье “мерседеса”, движущегося по изрытой ухабами дороге, Кали скрежетала зубами от бешенства. В ее сознании теснили друг друга ненависть и страх, но один из его уголков оставался ясным: она должна отомстить и снова выйти на первый план.

В ее памяти отпечаталась каждая фраза телефонного разговора с мужем. А особенно – его паузы. Когда она сообщила, что возвращается в Джакарту, он долго молчал, затем сладким голоском выразил свою радость по поводу ее приезда и наконец с величайшей предосторожностью намекнул, что на Бали еще многое нужно завершить...

Такие слова он обычно говорил, когда хотел усыпить бдительность какого-нибудь строптивого генерала. О, он вовсе не отговаривал ее приезжать! Напротив, он принялся расписывать пышный прием, который собирается ей устроить, упомянул, что уже выбрал ей подарок, достойный ее красоты: огромный изумруд, который займет почетное место в ее сейфе, в Богорском дворце.

Все время, пока он говорил, перед глазами Кали стояло лицо Дувы... Внезапно Кали осенило: президент действительно намеревается сделать все это, но только для той, другой!

Тогда она взорвалась. Телефонный аппарат раскалился от ее криков и ругательств. Она изрыгала в адрес мужа и своей соперницы самые непристойные проклятия. И чем больше она распалялась, тем упрямее он все отрицал и клялся в своей верности. Но теперь Кали уже не сомневалась в том, что он лжет: она успела хорошо изучить все оттенки его голоса. Ее бешенство усилилось в десятки раз. Выкрикнув последнее ругательство, она бросила трубку.

Через несколько секунд Кали поняла, что подписала себе смертный приговор. Президент не простит ей нанесенных ему оскорблений и не оставит ее в живых. Тем более, что он влюблен в другую женщину. Кроме того, почти все деньги и украшения Кали, а также ее дипломатический паспорт остались в Богоре, во дворце.