В конце весны меня все-таки утвердили в должности, к немалому моему удивлению, и пригласили в правительственную резиденцию в Троодосе на первую встречу с губернатором. Мари вызвалась подвезти меня на эту верхотуру, поскольку ее гоночный автомобиль на крутых подъемах вел себя гораздо лучше, чем мой; и вот одним чудесным утром мы отправились в путь, чтобы попасть к подножию Готического кряжа еще до того, как солнце успеет вскарабкаться на его крутые бастионы, и понеслись по Месаории, вздымая за собой столб пыли из здешней сухой и растрескавшейся почвы, на которой, пока не кончалось лето и не начинались осенние дожди, больше не вырастало ни травинки. Мы застали самый расцвет уродливой красоты здешних мест — целый спектр тонов и полутонов, переходящих от одного цвета к другому: чернослив, сигарный табак, замазка, золотая фольга. Иногда у самого горизонта сквозь пелену пыли вдруг вырисовывался едва различимый на таком расстоянии караван верблюдов — настолько крошечный и оторванный от остального мира, что от этого он начинал казаться невероятно значительным. На погонщиках были цветные тюрбаны, яркие точки: кобальтовые, алые или насыщенного синего цвета — как форму моряков, но со стеклянным отливом, — в самом тоне которого есть что-то специфически турецкое.

Мы обогнули черные слоноподобные бастионы Никосии, остановившись только для того, чтобы купить пакетик желтых черешен, и вихрем понеслись дальше через равнину, волоча за собой длинный шлейф пыли, к предгорьям, туда, где дорога начинает свой извилистый и трудный путь к прохладным ветеркам и дубовым рощам, которые когда-то были посвящены Юпитеру. Настроение у нас было превосходное, потому что несмотря на тревожные сообщения газет о демонстрациях и речах, ходили упорные слухи о новой оценке ситуации и о новых подходах к ней.

Горные деревни прекрасны — например, как нынче Какопетрия: крепко обнявшая горный поток, прихотливо изогнувшаяся, утонувшая в тени огромных белых тополей, она казалась невероятно спокойной; но выше каменная банальность горного хребта усугубляется следами человеческой деятельности — и селения, такие как Амиандос выглядят просто отвратительно. Оно прилепилось к уродливо вырубленному склону у горы. Дома, заводики и хозяйственные постройки как будто сплошь заметены снегом; повсюду громоздятся настоящие сугробы, и от них в неподвижный и прохладный горный воздух поднимаются тонкой асбестовой пыли. Мужчины и женщины бродят по этому лунному пейзажу, запорошенные с ног до головы, выбеленные до состояния призрачного небытия. Когда мы проезжали мимо, человек в напудренном парике и с белыми усами крикнул нам: 'Привет!'.

Маленький, выстроенный Рембо дворец расположен, как и большинство правительственных резиденций, в нездоровой, как мне показалось, местности — лощине, густо заросшей соснами, так что из окон не открывается ни один из тех роскошных видов, коими изобилует округа. Это настоящая штаб- квартира, предусмотрительно расположенная так, чтобы обезопасить ее от возможного налета с воздуха. Само здание не примечательно ничем, кроме личности его создателя, память о котором увековечена в изящной надписи на мемориальной табличке, поскольку оно являет собой типичный образчик творчества Министерства общественных работ. Сотни подобных вилл разбросаны по военным базам в колониальной Индии. В сущности, весь Троодос напоминал одну большую, неказистую, плохо спланированную военную базу, с примитивными нужниками, и вообще там царит атмосфера полной и безнадежной запущенности. Мысль о том, чтобы провести здесь отпуск, навряд ли может показаться кому-то привлекательной — разве что если ты прикован к постели. Иначе умрешь со скуки.

Губернатор оказался крупным, спокойным и очень внимательным человеком с безупречным послужным списком и весьма приличными познаниями в истории острова; более того, он был искренне озабочен поисками средства от охватившей Кипр эпидемии недовольства. Но главное, конечно, знать, что причины этого недуга вообще могут быть определены и проанализированы. Было вполне объяснимо, отчего у него слегка обиженное выражение лица: ему не нравилось, что его держат за дурака, он искренне переживал и отказывался понимать, почему националистические газеты сравнивают наши методы управления Кипром с методами Аттилы, и утверждают, что мы твердо решили с корнем вырвать всякое напоминание о великой эллинской цивилизации и что нашей окончательной целью является 'полное, на все времена, закабаление греков'.

— Откуда они вообще берут всю эту чушь? — спросил он.

Ответить на этот вопрос было проще простого, гораздо проще, чем найти оправдание тем, кто действовал подобными методами: ибо из искры Эносиса пламя не разгорится до тех пор, покуда каждый крестьянин не почувствует себя закабаленным, а эмоции, подогретые такого рода чушью, могут дать именно тот результат, которого ни за что не достигнешь, если будешь опираться на факты. Большая часть серы и фосфора изливалась в массы с церковного амвона, но подливали масла в этот адский огонь и откровенные политические авантюристы, вроде тогдашнего мэра Никосии, в коем парадоксальнейшим образом уживались те же несовместимые на мой взгляд чувства, которые я наблюдал среди учеников гимназии. Иными словами, он очень хотел Эносиса, но не сегодня и не завтра; он ненавидел угнетателей, но при этом искренне и преданно любил Англию, и с заслуженной гордостью носил свое звание ОБЕ [72]. (Едва ли не после каждой произнесенной им речи местная английская газета обрушивалась на него с нападками и предлагала вернуть награду, поскольку она противоречила его нынешним убеждениям и чувствам; он, однако, не спешил прислушаться к этому совету).

Сам губернатор еще не успел определиться с мнением относительно сложившейся ситуации; с одной стороны, все пытались уверить его в том, что она весьма серьезна, с другой, та будничная суета, которая из-за всего этого возникала, изначально отдавала каким-то ирландским фарсом. Одна-единственная позиция, впрочем, оставалась совершенно определенной: все эти бомбы и взрывы вызывали недовольство в верхах, а посему этому следовало положить конец. Губернатору посоветовали обратиться к общественности и прессе и строго предупредить: надо твердо придерживаться принятых правил игры. И сопроводить довольно жесткие формулировки обещанием принять конституцию — и колеса вовсю уже завертелись. Я спросил, нельзя ли мне ознакомиться с текстом обращения, но поскольку назначение мое еще не было утверждено, подобная поспешность могла быть расценена как должностное нарушение. Тем не менее, я сказал ему, что, на мой взгляд, в данный момент было бы разумнее не давать грекам никаких поводов, никаких конкретных примеров, которые могли быть восприняты как покушение на гражданские свободы, главное, чтобы жители не выглядели жертвами имперского произвола. К тому же, связываться с прессой — вообще занятие рисковое, поскольку журналисты представляют собой нечто вроде всемирной масонской организации, и ничто на свете не в состоянии оказать такого воздействия — как положительного, так и отрицательного — на общественное мнение, как единая позиция средств массовой информации. Мы чинно-важно поговорили обо всех этих материях, после чего я откланялся и вышел — и присоединился к Мари, устроившейся под сосной: она рассеянно ела черешни и перелистывала архитектурный справочник.

Сэр Роберт[73] показался мне человеком сдержанным, справедливым и исполнительным; и если у меня и оставались какие-то сомнения, то связаны они были в первую очередь с тем, что проблему здесь по-прежнему пытались рассматривать не в европейском, а в сугубо колониальном контексте. Данный угол зрения не позволял принимать во внимание ни Афины, ни Анкару — а именно здесь, на мой взгляд, и сходились те аспекты проблемы, которые определяли ее международный уровень. Колониальные чиновники, приученные к командным методам управления и считающие, что в качестве последнего аргумента всегда могут прибегнуть к силе, вечно сталкиваются с непреодолимыми трудностями, как только ситуация осложняется. Тем, кто работает на независимых территориях, с самого начала приходится вырабатывать в себе особую гибкость, скрытность, сдержанность и умение просчитывать ходы, поскольку действовать путем прямого давления невозможно; необходимо хитрить. Представьте себе разницу между искусством рыбака, который ловит нахлыстом, и парнем, который выгребает на лодке подальше от берега и глушит рыбу динамитом.