Вместо ответа он задал мне новый вопрос.
— Это вы убили Кармони, не так ли?
Слово «убили» покоробило меня. Неприятное чувство, вызванное обликом старика, начало сменяться глухим озлоблением. Я злился на него за то, что он взволновал меня, а еще больше — за то, что говорил со мной таким желчным тоном… Чтобы он не принимал меня за слизняка, я решил слегка поставить его на место.
— Мне кажется, вы недостаточно хорошо знакомы с французским языком, мсье Каломар. Даже самый вшивый репортер не стал бы называть это обычное сведение счетов таким громким словом.
В его глазах вспыхнуло пламя.
— Я пришел сюда не за уроком французского, — сказал он.
— Очень хорошо: мне тоже не хотелось бы тратить время на уроки.
Он сложил руки на набалдашнике трости, который показался мне сделанным из чистого золота.
— Итак, — продолжал он, распрямляясь, — вы свели счеты… Правильно я говорю?
— Правильно.
— …Свели счеты с Кармони и заняли его место. Верно?
— Верно.
— Позвольте узнать, почему?
— Скажем — мне нужна была квартира. И давайте поговорим о чем-нибудь другом.
— Мне не нравится ваша манера принимать гостей, Капут!
Его глаза стали похожи на два сгустка крови. Они порядком напугали меня. Но я решил, что не позволю ему укротить себя простым взглядом.
— А мне не нравится ваша манера гостить! — храбро отпарировал я.
Он задумчиво постучал свой тростью по полу. А затем сделал то, чего я меньше всего ожидал от него в такой напряженный момент: он улыбнулся мне.
— Мне кажется, мы избрали не слишком удачное начало, — заметил он. — Это может пагубно отразиться на наших дальнейших взаимоотношениях.
— Я не думаю, что таковые будут иметь место, мсье Каломар.
— А я убежден в обратном.
— Неужели?
— Да…
Он откинулся на спинку кресла и показался мне еще более старым, чем в первую минуту.
— Вы уже слыхали обо мне, Капут?
— Немного. Вы, насколько я понимаю, козырный туз. Вообще-то ваш визит для меня большая честь, однако ваше поведение меня разочаровывает. Должен вас предупредить: я совершенно невосприимчив к угрозам.
Старик наклонился вперед. Его морщины были такими частыми и такими глубокими, что щеки напоминали гриб, на который смотришь снизу. На левой скуле у него было розоватое пятно — скорее всего, шрам.
Он повертел трость в руках, и набалдашник засверкал под солнечными лучами, бьющими в открытое окно.
— Я сомневаюсь, что вы надолго задержитесь в этой среде, — сказал он.
— Это ваше личное мнение?
— Нет, это мое глубокое убеждение. Вы — всего-навсего лесоруб, тогда как в бизнесе — особенно в некоторых его видах — главное не руки, а голова.
— Однако, мсье Каломар, бывают случаи, когда руки тоже нужны.
— Например?
— Например, для того, чтобы выбрасывать из кабинета старых сварливых сморчков! — Я ударил кулаком по столу. — Если вы хотите сказать что-то конкретное — говорите и убирайтесь! Я хозяин в этом доме!
— Нет, — мягко сказал он. — В этом доме хозяин я!
II
Даже если бы мне на голову высыпали самосвал кирпичей, я и то не был бы так ошарашен. Мгновение я стоял неподвижно, разинув рот и широко раскрыв глаза. Потом начал понимать. И от того, что я понимал, вставали дыбом все космы у меня на куполе.
Знаменитый, всесильный Кармони на самом деле был лишь одной из пешек в руках великого босса — то есть Каломара. Спихнув Кармони с трона таким скоростным методом, я спутал все карты. Каломар приехал призвать меня к благоразумию. А я-то уже возомнил себя полновластным хозяином всей национальной мафии! Нет, ей-Богу, тут было отчего всадить себе пулю в задницу!
— Я вижу, вы начинаете понимать, — проговорил старик.
Я взял бутылку виски и поставил на стол два стакана, желая получить время на размышление.
— Мне не нужно, — сказал продавец кайфа с коротким жеманным жестом.
Я убрал второй стакан, нацедил себе слоновью дозу виски и выпил ее по-американски — одним большим глотком. Однако Каломару, видимо, уже приходилось присутствовать при подобных подвигах, потому что он и глазом не моргнул.
— Итак, — сказал я, — не перескажете ли вы мне краткое содержание предыдущих серий?
— Запросто. Оно умещается в одной строчке: это дело принадлежит мне.
— Доказательства?
— Мое слово.
Я заставил себя хмыкнуть, хотя хмыкать мне вовсе не хотелось. По правде сказать, этот диковинный персонаж внушал мне нешуточный страх.
— Этого маловато, — возразил я, — В тюрьме я прочел на розовых страницах словаря латинское изречение: «верба волант», что означает…
Тут он поднял свою трость с золотым набалдашником и грохнул ею по столу.
— Плевать мне на ваши латинские изречения, Капут! Вы, кажется, до сих пор не поняли, кто я такой, и мне придется призвать вас к порядку. Вы напрасно судите о других людях по себе: убийцы видят все в искаженном свете!
Я почувствовал, что бледнею.
— Что?!
Я инстинктивно поднес руку к карману, но он пожал плечами и большим пальцем отбросил вниз набалдашник трости. Я увидел, что трость на самом деле представляет собой нечто среднее между длинноствольным пистолетом и карабином.
— Девять миллиметров, — объявил Каломар. — Одно движение — и вы мертвец, понятно?
Он внезапно переродился. Передо мной был уже не тот старый пердун, а настоящий главарь, трезвый, беспощадный… Я посмотрел на черное отверстие в трости. Фокус был несколько старомодный, но будучи показан в нужный момент разговора, производил хороший эффект.
— А теперь, Капут, положите свои поганые красные руки на стол и слушайте меня внимательно. Я контролирую торговлю наркотиками во всех пяти частях света. Я получаю свою долю с продажи каждого грамма порошка. До вас уже многие пытались получить полную самостоятельность. Поверьте, это не принесло им удачи. Вы, вероятно, считаете себя очень сильным, потому что смогли ускользнуть от полиции и убить такого человека, как Кармони; знайте же, что вы — пустое место по сравнению с той силой, которую я представляю! А теперь перейдем к более серьезным вещам: к подсчетам.
Он достал из кармана блокнот — дрянной черный блокнот за три франка пятьдесят сантимов:
— С того момента, как вы возглавили здешнюю торговлю, ваша прибыль, по моим подсчетам, составила сто шестьдесят пять миллионов. Две трети этой суммы принадлежат мне, остальное — вам и вашим людям.