Кармони бросил сигарету на пол и раздавил ее своим кожаным шлепанцем.

— Пожалуй, это ухо ему уже не надерешь, — заметил он, сдерживая равнодушный зевок.

Этот неожиданно зазвучавший голос и решил все дело.

Подождите… — выдавил из себя Бунк, — я все расскажу!

Он сломался. Но меня вообще удивляло, что он продержался так долго. Надо было видеть этого паршивого вахлака! Тряпка, кусок дерьма, несчастная полудохлая тварь!.. Из его зияющей раны продолжала ручьем литься кровь.

— Да, я знал Бертрана…

На этом этапе развития действия, как говорят театральные критики, Кармони взял инициативу в свои руки. Он неожиданно толкнул Бунка плечом, тот повалился на пол; при этом на белые пижамные брюки Кармони упала большая капля крови. Итальянец отошел к умывальнику и смыл кровь, прежде чем продолжать дискуссию. Когда он вновь приблизился к нам, его глаза были широко открыты, и взгляд как бы делился надвое; в нем сквозили и любопытство, и ненависть.

— Кем был Бертран?

Бунк всхлипнул.

— Клянусь вам, патрон, клянусь…

— Хватит клясться, рожай!

— Бертран вел мои дела…

— Ах вот как?

— Да… Когда-то он работал на бирже, но потом ушел на покой. В последнее время он жил довольно бедно; у него остался только большой дом в Фонтенбло… Чтобы зарабатывать на жизнь, ему приходилось заниматься бухгалтерией…

Мне начинало открываться истинное лицо Бертрана. Старичок подживал на руинах своего былого величия и довольно тяжело переносил свою бедность…

Бунк продолжал:

— Однажды он позвонил мне и сказал, что можно провернуть потрясающую биржевую операцию. Речь шла о нефтяной компании «Барконз». Достаточно было купить акций на сто тридцать миллионов… Бертран был уверен, что за неделю эти акции здорово подскочат, он располагал сведениями из первых рук… Только ста тридцати миллионов у него как раз и не было.

— И акции купил ты?

— Да, патрон!

— На мои деньги?

Бунк застонал: Кармони приправил последний вопрос пинком в ребра. Толстяк опустился — и это не каламбур — на низшую ступеньку общественной лестницы. Распростертый на полу, брызжущий кровью, он был похож на издыхающее от боли и страха животное. С его лба стекал зеленоватый пот. Этот пот блестел на ресницах, но Бунк даже не пытался моргать глазами, чтобы его стряхнуть.

— Послушайте, патрон… Это заняло всего несколько дней… Я снял сто тридцать миллионов с недельного баланса и дал их старику… Он провернул свою операцию… Все прошло хорошо… Думаю, он наварил не меньше двухсот миллионов! Только мне этот подлец вернул все те же сто тридцать: сказал, что заболел и не успел вложить деньги. Сначала я поверил, но потом навел справки и узнал, что акции он все же покупал.

Кармони, будучи опытным финансистом, ненадолго замечтался — представлял себе эту сказочную операцию. Мечты на время ослабили его ярость.

Наконец он снова наклонился к своему развенчанному помощнику.

— Я нисколько не удивлен, что тебя обули, как последнего дурня! Да если б ты рассказал об этом мне, я бы сам договорился с этим Бертраном, и уж меня бы он не надрючил, чтоб я подох!

В азарте расследования Кармони начал забывать о своей изысканной речи. Его губы кривились в хищном оскале.

— Мсье хотел все заграбастать сам, — подгавкнул я.

Кармони слегка кивнул.

— Ладно. Дальше!

— Я узнал об этом только вчера. Ну и, конечно, помчался в Фонтенбло. Хотел его задушить, но он клялся всеми святыми, что говорит правду… Тогда я его немножко побил — тоже безрезультатно. Обыскал дом, ничего не нашел… Времени было мало, и я увез старика с собой, чтобы обработать как полагается…

— И?

От коротких резких вопросов Кармони невозможно было уклониться.

— В подвале дело обернулось плохо… Я сделал неосторожное движение…

— Выходит, после него остались неизвестно где двести миллионов?

— Совершенно верно… Надо найти их, патрон… Ведь, по существу, они ваши…

— Ну, спасибо!

Бунк понял, что перегнул палку; подвели запоздалая угодливость и трусость, Он прислонился к стене и замолчал. Он внезапно показался мне страшно усталым. Если долго трясти труса, то наступает минута, когда он смиряется со своей судьбой и становится почти храбрым…

Именно эту минуту я и избрал, чтобы нарисоваться вновь, По части коварства я мог утереть нос кому угодно…

— Это что же получается, Бунк? Ты не просто воспользовался деньгами своего шефа, ты к тому же сделал это от его имени…

Если бы он мог умертвить меня взглядом, то сделал бы это не колеблясь. У него уже затеплилась было надежда, но это мое замечание стало для него равносильно нескольким выстрелам в грудь из револьвера.

Кармони прищурился: это еще не приходило ему в голову.

— Бертран нанял меня для убийства Кармони, — пояснил я Бунку. — А значит, думал, что имеет дело именно с ним… Вывод напрашивается сам собой: ты позволил бессовестно надуть себя под именем Кармони!

Бунк уже не пытался отрицать. Кармони сделал сдержанный знак телохранителю, и меченый робот опять куда-то исчез.

— Ты уверен, что эти двести миллионов не у тебя?

Бунк стал сама искренность; было ясно, что на этот раз он не врет.

— Конечно, патрон! Конечно!

Продолжение нетрудно было угадать. Продолжение — а заодно и начало. Если Бунк решился на подобный фокус, то, скорее всего, намеревался навострить лыжи, получив свою долю. Наверное, мечтал об аккуратненьком домике с зелеными ставенками в тихом лесном уголке, где можно будет отдохнуть от грязных дел… Кармони улыбнулся.

— Видишь ли, Бунк, — проговорил он, — так уж устроена жизнь: одним суждено руководить, другим — подчиняться…

— Да, да… — прохныкал поганец.

— Напрасно ты решил поиграть в босса, дружок. Простой шестерке, да еще в твоем возрасте, это не дано.

— Да, да…

— Все, что из тебя еще может получиться — это приличный покойник…

Бунк едва не лишился чувств. Он, конечно, ожидал подобного вывода, но все же зашатался, услышав этот приговор, потому что это был именно приговор.

В этот момент вернулся Меченый… Он держал в руке шпагу. У меня перехватило дыхание. На кой