Он умолк и начал поглаживать свои седые усы.

— Вы понимаете?

— Yes, I do[4]!

— Хорошо. В данном случае я доверяю вам. Я следил за вашими приключениями по газетам, и у меня сложилось о вас определенное мнение. Я понял, что вы — человек добросовестный… в своем роде.

Тут он засмеялся, обнажив белые, не вставные, а собственные зубы. Затем его лоб нахмурился и глаза неподвижно остановились на мне.

— Вы убиваете указанного человека, и я сдерживаю свое слово.

— Как вы меня узнали?

— Какой глупый вопрос! Глядя на вас, как же еще! Я проходил по площади днем, когда вы устанавливали свой павильон. Ваше лицо сразу бросилось мне в глаза, поскольку я — отличный физиономист. Я присмотрелся повнимательнее и решил, что где-то вас уже видел. Вернувшись домой, я вспомнил, спустился в подвал и на всякий случай проверил по старым газетам. Вот и все!

— Вот оно что…

Я немного помолчал.

— Кого нужно хлопнуть? Небось, большую шишку?

Старик помрачнел.

— Верно, большую шишку. Поэтому дело будет весьма нелегкое — предупреждаю сразу.

— И сколько я за это получу?

— Много.

— Знаете, я люблю точность.

— А сколько вы пожелали бы. получить?

— Я хочу десять миллионов.

Он уловил нюанс и сдержал раздраженный жест.

— Я заплачу вам двадцать, если хорошо сработаете!

— А они у вас есть?

— Вы сомневаетесь в моей платежеспособности, потому что я скромно живу в одной комнате и езжу на старом «рено»? Не извольте беспокоиться. Я уединился здесь по собственной воле, хотя денег у меня предостаточно. Старикам, знаете ли, хочется покоя… Когда тот человек исчезнет, тогда и я смогу спокойно умереть. Поэтому денег мне не жаль.

— Мне нужен задаток, машина… Не забывайте, что меня по-прежнему ищут. Я должен как следует замаскироваться.

— Обо всем этом я уже подумал…

— Тогда о'кей. Когда начинаем?

— Идите спать… На ночь глядя ничего толкового не придумаешь. Выбирайте себе любую комнату; утром я вас разбужу.

Он действительно разбудил меня поутру. Было еще очень рано, и в незашторенные окна комнаты, на которой я остановил свой выбор, едва пробивался мрачный серый свет.

Он стоял на пороге, запахнувшись в потертый черный халат с красной вышивкой, придававший ему сходство с тренером по боксу. Для столь почтенного возраста его седая шевелюра была еще довольно жесткой и густой.

Я с трудом разлепил глаза. Кровать, на которой я спал, была мягкой, как взбитые сливки… Простыней не было, но это меня не смущало. Под своим одеялом я накопил за ночь приятное животное тепло…

— Вставайте, — сказал Бертран. — Пора все обдумать серьезно.

Я поплелся за ним в его берлогу… Из тлеющих углей очага торчал кофейник, и в комнате вкусно пахло только что сваренным кофе.

Он налил мне большую чашку до краев; на столе лежали печенье и масло.

Пока я ел, он разглядывал меня с живым интересом, как разглядывают только что купленную машину: принесет ли она после обкатки то удовлетворение, которого от нее ждут?

— А теперь идите умываться. Ванная рядом с кухней.

— Спасибо.

Я вернулся минут через пятнадцать, голый до пояса и порозовевший от холодной воды. Я побрился и был в наилучшем виде.

— Вы правильно сделали, что не стали надевать свою одежду, — заметил он. — Я приготовил вам другую…

Он указал на кровать, где лежало что-то черное. Я подошел: это была сутана священника. Тут я уже заартачился.

— Послушайте, господин добрый волшебник, я не люблю маскарады. Вы ни за что не заставите меня надеть эту штуковину. К тому же, хотя это и может показаться диким, я человек богобоязненный…

Он не стал настаивать.

— Жаль, — вздохнул он. — Это было бы отличной маскировкой!

— Ничего, для меня лучше пойти на риск, чем так маскироваться. У вас найдется что-нибудь другое?

— Найдется. Идемте.

Он повел меня в пыльную комнату, которую, похоже, не проветривали с незапамятных времен.

Внутри его дом не был похож ни на один из домов, которые я видел прежде. Чувствовалось, что в один прекрасный вечер он вернулся сюда с совершенно новыми мыслями в голове — и запер все комнаты, оставив себе лишь тесную клетушку по соседству с кухней…

Он открыл старинный шкаф-гардероб, в котором висел целый ворох костюмов.

— Неужели все ваши? — спросил я.

Он не ответил, и поскольку мне, в сущности, было все равно, я перестал задавать вопросы.

Во всяком случае, шмотки там висели что надо! Английский твид, изысканный покрой… Хозяин этих вещей, похоже, обходил районные универмаги десятой дорогой!

Я выбрал светлый костюм в мелкую клетку — я давно такой хотел, — потом подыскал к нему белую рубашку и шелковый галстук цвета морской волны… Зато туфли были слишком тесными для моих клюшек, и мне пришлось почистить свои старые.

— Может быть, наденете темные очки?

Я мысленно улыбнулся наивности старичка: темные очки хороши разве что для стареющих кинозвезд, которые стремятся любой ценой привлечь к себе внимание…

По моему лицу он понял, что ему лучше помалкивать и положиться на меня.

Я аккуратно, не спеша, оделся и протянул руку:

— Теперь немного деньжат, господин добрый волшебник. Такой заказ без аванса не выполнишь!

Он без возражений уронил мне в руку две пачки купюр крупного достоинства. Я мгновенно почувствовал прилив сил. Дело пошло…

— Вы можете одолжить мне свою машину?

— Да.

— О'кей. Не забудьте дать мне техпаспорт и свои права… Иначе все может провалиться из-за какого-нибудь полисмена, который слишком свято чтит правила проезда перекрестков.

Он послушно сделал все, о чем я просил. Работать на такого мужика было сущее удовольствие.

Он понимал, что жизнь диктует свои условия, а между тем старики этого обычно не понимают. У них появляются навязчивые идеи, отвлекающие их от печальной действительности…

— Не соблаговолите ли вы теперь назвать имя господина, о котором идет речь?

— Поль Кармони.

Он смотрел на меня; его правый глаз поблескивал, как осколок кремня, а левый оставался тусклым. Он знал, что я вздрогну, и я действительно подскочил.

— Как вы сказали?

— Поль Кармони, — послушно повторил он.

«Он что, заговаривается, этот старый пень? — подумал я. — Или нарочно врет, чтобы меня испытать?»