Синклер проснулась с улыбкой. В Париже она и чувствовала себя другой, и спала иначе.

Наряды, которые Хантер накупил ей в изобилии, все еще лежали в чехлах в кресле, футляры с драгоценностями покоились на комоде, обувные коробки громоздились в углу комнаты. За окном золотилась в утреннем солнце Сена, шумел просыпающийся город.

Девушка бодро откинула одеяло, запахнулась в пушистый халат с эмблемой отеля, перепоясав его на талии. С удивлением обнаружив, что один из купленных Хантером браслетов все еще у нее на запястье, она вспомнила, что специально не стала снимать его перед сном. Так ей тогда вздумалось. Теперь же это показалось ребяческой глупостью.

Через некоторое время в дверь номера постучали, и Синклер открыла. На пороге стоял официант, держа в руках поднос с высоким кофейником.

Синклер порадовалась такому своевременному явлению, но тотчас на ум пришла мысль, что у нее нет европейских денег, чтобы дать служащему отеля чаевые. И тут из смежного номера появился ее спаситель.

— Соседка уже проснулась? Тогда самое время завтракать… Поставьте кофе сюда, пожалуйста, — обратился Хантер к официанту, указав на кофейный столик, где уже был сервирован завтрак. — Как тебе понравится идея на время отлучиться из Парижа и уделить внимание Лондону или Венеции?

— Лондону или Венеции? Ты предлагаешь мне выбирать? — ужаснулась Синклер. — Трудновато же мне будет.

— Могли бы и здесь остаться.

— А тебе бы чего хотелось? — спросила его рыжая.

— Голосую за Париж, — тотчас ответил Хантер.

— Тогда вопрос мучительного выбора сам собой отпадает, — с радостью отозвалась Синклер.

— Всегда любил тебя уговаривать, — удовлетворенно заметил он и приступил к завтраку.

— Это что? Яблочное повидло? — полюбопытствовала она, намазывая янтарную желейную массу на хрустящий и ароматный французский рогалик.

— Угу, — кивнул Хантер, с аппетитом проглатывая круассан.

— Еще пара таких завтраков, и я окончательно избалуюсь и откажусь возвращаться домой, — серьезно предупредила спутника Синклер.

— Полагаешь, в среде французских клошаров объявилась вакансия?

— Больше не хочешь меня финансировать? — тоном шутливого возмущения спросила девушка.

— Уверен, ты очень скоро заскучаешь и попросишься домой.

— А ты бы мог отказаться от работы в пользу удовольствия? — осведомилась она.

— Только на время каникул.

— Мы бы могли перевести бизнес во Францию. Открывали бы по всей Европе не только спа, но и салоны красоты, парикмахерские, прочие заведения, — мечтательно проговорила Синклер.

— Еще вчера ты сомневалась в том, что в «Кастлбэй» нас примут всерьез, а сегодня уже мечтаешь наводнить Европу «Дарами лаванды». Воздух Парижа пошел тебе на пользу, Махони. Главное не переборщить с дозировкой… Что касается меня, то я вообще не разбираюсь в парикмахерском бизнесе Европы.

— Ты и в спа не разбирался до последнего времени, — напомнила ему Синклер. — Зато знаешь толк в бизнесе вообще и в людях, которые его делают. Это важнее нюансов.

— Именно ради нюансов люди вроде меня и нанимают специалистов узкого профиля, таких, как ты или Итон Слоун, которые и выполняют всю важную работу, в то время как мы изображаем классных парней, завязывая деловые знакомства.

— Люди вроде тебя — товар еще менее массовый, Хантер. А потому нарасхват.

— Дело в деньгах?

— А в чем же еще! Как тебе удается понять, когда ты лично интересен человеку, а когда он движим лишь корыстными побуждениями? — серьезным тоном поинтересовалась она.

— Это зависит от того, насколько мне комфортно с этим человеком. Если он не смеется над моими плоскими шутками, не навязчив и не льстив, если он независим и самостоятелен и сам при этом интересен мне, нет причин думать, что я чем-то рискую, общаясь с таким человеком. В любом случае это приведет к взаимному духовному обогащению. Хочется верить, что у меня нет комплекса неполноценности из-за уровня благосостояния моей семьи. Я не привык подозревать окружающих в лицемерии.

— Но ведь такое, согласись, случается, и нередко.

— До сих пор мне удавалось избегать подобных типов. Но ты совершенно права. Нет причин заблуждаться. Большинство людей действительно невозможные лгунишки, и не всегда из-за злого умысла.

— Что до меня, то я величайшая из всех лгуний, Хантер, — гордо объявила Синклер.

— Польщен знакомством с тобой! И в чем же заключается величие твоей лживости?

— В том, что я даже не пытаюсь быть с тобой честной.

— Вот как? Поподробнее, если можно, — заинтересовался он.

— Ты, пожалуй, даже не заметил, что я похитила кое-что из твоего особняка в Манчестере, из твоей спальни. Как; по-твоему, лгу я сейчас или говорю правду? Ответь, Хантер. Посмотрим, как ты разбираешься в людях.

— Обожаю ребусы! — азартно отозвался он. — Будем мыслить логически. Допустим, ты на самом деле взяла что-то без спросу из моей комнаты, а теперь признаешься в этом. Следовательно, ты не лгунья, как утверждаешь, но воровка. Если же ты ничего не брала, но наговариваешь на себя, значит, ты и впрямь врушка, которой зачем-то понадобилось сойти за воришку. В любом случае женщину понять нелегко.

— А ты не допускаешь возможности, что человек напротив тебя и лгун, и вор, и, возможно, что похуже.

— То есть ты чудовище? На это намекаешь? Мне следует трепетать?

— Ты не ответил на мой вопрос, Хантер.

— Ты лжешь, Синклер. Из моей комнаты ты ничего не похищала, — решительно произнес Хантер.

— Ты уверен в этом? — провокационно усмехнулась девушка.

— Я уверен, — подтвердил он.

— Ты выиграл, — раздосадованно признала Синклер.

— Теперь моя очередь загадывать загадки, детка, — обрадованно объявил он. — Однажды я победил аллигатора.

— Настоящего аллигатора?

Хантер утвердительно кивнул.

— И где же такое могло произойти? — с сомнением спросила она.

— В Луизиане, в маленьком городке.

— Дрессированный аллигатор из зоопарка?

— Нет, дорогуша. Дикий, естественно-природный аллигатор.