Лев направлялся к одному из поросших тропическими деревьями холмов, и все мы понимали, что, как только он туда доберется, нам его уже не поймать. Отчаянный повар уже догонял льва, между ними оставалось не больше десяти метров, а Роберт Санфорд отставал от повара метров на двадцать пять.

— Эгегей! — орал повар. — Симба! Симба! Симба! Отдай жену! Я тебя догоню, симба!

Тогда Роберт Санфорд остановился, поднял винтовку и прицелился, а я подумал: вряд ли он осмелится выстрелить в бегущего с женщиной в зубах льва. Раздался громкий выстрел, и прямо передо львом взметнулось облачко пыли. Лев встал, как вкопанный, и обернулся, не выпуская женщину из пасти. Он увидел размахивающего руками повара, увидел Роберта Санфорда и меня, и, конечно же, он слышал выстрел и видел облачко пыли. Наверное, он решил, что за ним гонится целая армия, потому что в ту же секунду бросил жену повара на землю и рванулся в укрытие. Я никогда раньше не видел, чтобы кто-то развивал с места такую молниеносную скорость. Он помчался огромными скачками и оказался в зарослях на холме прежде, чем Роберт Санфорд успел перезарядить винтовку.

Повар первым добежал до своей жены, за ним Роберт Санфорд, а следом я. Я не мог поверить своим глазам, Я был уверен, что страшные клыки разорвали женщину пополам, но она как ни в чем не бывало сидела на земле и улыбалась своему мужу.

— Где болит? — закричал Роберт Санфорд, бросаясь к ней.

Повариха подняла глаза, не переставая улыбаться, и сказала на суахили:

— Это старый лев, я его ни капельки не испугалась. Я просто лежала в его пасти и прикидывалась мертвой. Он даже одежду не прокусил.

Она поднялась на ноги и одернула свое платье в красный и белый горошек, мокрое от слюны льва. Повар обнял ее, и они заплясали от радости в сумерках на великой рыжей африканской равнине.

Роберт Санфорд стоял, изумленно уставившись на жену повара. Как, впрочем, и я.

— Ты уверена, что симба тебя не поранил? — спросил он у нее. — Его клыки не поцарапали кожу?

— Нет, бвана, — покачала головой женщина. — Он нес меня бережно, как собственного детеныша. Только вот платье постирать надо.

Мы медленным шагом вернулись к ошеломленным зрителям.

— Ночью, — обратился ко всем Роберт Санфорд, — никому не отходить от дома, вы меня поняли?

— Да, бвана, — закивали они. — Да, да, мы тебя поняли.

— Этот старый симба прячется в джунглях и может вернуться, — сказал Роберт Санфорд. — Так что будьте начеку. А ты, Пинго, все-таки приготовь ужин. Я проголодался.

Повар помчался на кухню, хлопая в ладоши и подпрыгивая от радости. Мы подошли к Мэри Санфорд. После нашего ухода она обогнула дом и видела все, что произошло. Втроем мы вернулись на веранду и наполнили стаканы.

— Такого, по-моему, здесь еще не случалось, — сказал Роберт Санфорд, снова усевшись в свое плетеное кресло. На одном из подлокотников была небольшая круглая выемка, и он осторожно поставил туда свой стакан с виски. — Во-первых, — продолжал он, — львы не нападают на людей, если те не подходят к логову с детенышами. У них достаточно пищи. На равнине полно дичи.

— Наверно, у него семья на холме, — предположила Мэри Санфорд.

— Может быть, — сказал Роберт Санфорд. — Но если бы он считал, что эта женщина опасна для его семейства, он бы убил ее на месте. А он, наоборот, нес ее бережно и аккуратно, словно хорошая охотничья собака куропатку. Если вас интересует мое мнение, то я думаю, он вообще не собирался ее есть.

Мы потягивали виски и пытались найти объяснение непонятному поведению льва.

— По правилам, сказал Роберт Санфорд, — мне полагается первым делом завтра с утра собрать охотников, вместе с ними выследить льва и пристрелить его. Но я не хочу. Он этого не заслужил. Я вообще не собираюсь этого делать.

— Вот и правильно, милый, — поддержала его жена.

Со временем история об этом странном происшествии со львом разошлась по всей Восточной Африке и превратилась в легенду. Когда я спустя две недели вернулся в Дар-эс-Салам, меня дожидалось письмо из «Ист Африкан Стандард» (вроде бы так называлась эта газета). Меня как очевидца просили описать этот необыкновенный случай. Я согласился и через некоторое время получил чек на пять фунтов за свою первую публикацию в газете.

Потом газета еще долго публиковала письма белых охотников и прочих специалистов из Уганды, Кении и Танганьики. Каждый предлагал свое и зачастую весьма замысловатое объяснение. Но среди них не было ни одного разумного. Поведение льва так и осталось тайной.

О, эти змеи! Как я их ненавидел! Самым страшным в Таганьике были змеи, и новичок очень быстро учился распознавать их и определять, какие змеи смертельны, а какие — всего лишь ядовиты. Смертельными были не только черные мамбы, но еще и зеленые мамбы, кобры и крошечные свиноносые змеи, похожие на палочки, неподвижно лежащие в пыли на дороге, на которые легко наступить.

Как-то раз в воскресенье вечером меня пригласили на «закатник» в дом одного англичанина по имени Фуллер, который работал в таможенном управлении Дар-эс-Салама. Он жил с женой и двумя маленькими детьми в простом белом деревянном домике, стоявшем в стороне от дороги на заросшей травой поляне в окружении редких кокосовых пальм.

Я уже почти подошел к дому, как вдруг увидел большую зеленую змею, которая ползла по ступенькам на веранду дома Фуллера, а потом скользнула в открытую дверь. Поблескивающая зеленовато-желтая шкура змеи и внушительные размеры не оставляли сомнений — это зеленая мамба, тварь не менее смертоносная, чем мамба черная, и на несколько секунд я оцепенел и в ужасе прирос к месту. Потом все же пришел в себя и побежал вокруг дома с воплем:

— Мистер Фуллер! Мистер Фуллер!

В окне верхнего этажа показалась голова миссис Фуллер.

— Что стряслось? — спросила она.

— У вас в передней большая зеленая мамба! — крикнул я. — На моих глазах она заползла по ступенькам на веранду и юркнула в дверь!

— Фред! — крикнула миссис Фуллер, оборачиваясь. — Фред! Подойди сюда!

В окне рядом с лицом жены появилось круглое красное лицо Фредди Фуллера.

— Что такое? — спросил он.

— Зеленая мамба в вашей гостиной! — крикнул я.

Без колебаний и не тратя время на лишние вопросы, он сказал мне:

— Оставайтесь там! Я сейчас спущу вам детей. — Он говорил спокойно и невозмутимо. Даже голос не