Чуть позже улетели и Грегор с Агнессой. Я подумал, что Нарцисс уже ждёт меня в избе.
Не было его там.
Я вышел во двор и позвал. Нарцисс не отозвался, я начал сердиться. Фигуры мертвецов маячили в темноте, как столбы, — мне и в голову не могло прийти, что мой дурачок выйдет за пределы караула.
Я сходил в конюшню. Потом — на сеновал, мало ли какая у Нарцисса эксцентричная затея. Через десять минут я начал волноваться. Его не было.
Я совершил катастрофическую ошибку, приказав мертвецам следить за всеми визитёрами снаружи. Нарцисс спокойно вышел изнутри — мертвецы не отреагировали на него. Для них он был частью меня. Он мог ходить, где хотел.
В своё время я собирался приставить к нему пару трупов в качестве личной охраны. Но Нарцисс боялся их до невозможности и тошноты, потому умолил меня этого не делать. Теперь я горько пожалел, что его послушался.
Я понял, что во дворе его нет и в этой поганой деревне нет тоже, только через полчаса. Начался дождь. Вечер свернулся в ночь, и стало гораздо темнее, чем обычно бывает в городе. И я не знал, куда теперь бежать.
Я поднял по тревоге людей и, пока они обшаривали деревню, позвал вампиров. Неумершие, конечно, бросили все свои ночные дела, но они улетели далеко, а зеркала в этой нищей деревне никто не нашёл бы и днём с фонарём. Вампиры прибыли уже в третьем часу, когда дождь хлестал так, что факелы гасли. Я развешивал по крышам блуждающие огни — мне стоило огромного труда не сорваться в истерику.
Я видел, как вампирам тяжело лететь — дождь лил, как из ведра, и их крылья отяжелели от влаги. Они опустились на землю рядом со мной с явным облегчением, стряхивая воду с промокших плащей. Клод — старший в группе — спросил:
— Что-то случилось, государь? Мы не успели поохотиться — вы позвали нас с Линии Крови…
— Я знаю, — говорю, — знаю, мои хорошие, но не мог по-другому. Ребята, найдите Нарцисса.
Я, наверное, не попросил и не приказал, а взмолился. Они сильно встревожились. Агнесса сказала:
— У него мало сил… И он не звал смерть…
А Клод опустил глаза и буркнул — если так можно сказать про вампирское мурлыканье:
— Ладно, Эгни, ты всё знаешь…
И я впервые в жизни нажал на вампиров:
— Что это знает Агнесса и почему я этого не знаю?!
Они замялись и переглянулись. И Клод еле выговорил:
— Нарцисс принадлежал Предопределённости, ваше величество. И вам это известно не хуже, чем неумершим.
— Почему — принадлежал? — говорю. — Он мёртв?
— Мы пока не можем понять, — сказал Грегор. Как-то, по-моему, слишком поспешно. — Дождь — никаких следов не найдёшь. Пахнет только водой…
Но Клод его перебил:
— Он мёртв, — сказал и преклонил колено. — Мёртв или умирает. И все понимают, и вы тоже, государь. И Эгни не смогла бы его выпить, даже если бы он очень просил. Не стоит пытаться лгать себе. Он… сами знаете чей, ваше величество.
Правда. Все понимают, и я тоже. Я вспомнил, как ещё в Медвежьем Логу прошлой осенью разглядывал клеймо рока у него на лице.
Внутри будто струна лопнула. Конец. И Дар полыхнул таким ослепительным и всесжигающим пламенем, что вампиры ко мне бессознательно потянулись. А я вытащил из ножен кинжал, стянул с рук перчатки, вспорол оба запястья, не ощутив боли, и протянул руки вперёд.
— Я вам охоту сорвал, — говорю. — Пейте. На войне как на войне.
Я знаю, что они тогда выпили Дара больше, чем крови.
Мне понадобились сутки. Только сутки.
Я ничего не чувствовал, кроме огня своего Дара, который жёг меня изнутри, и спокойной злобы. Я всё обдумал, составил план и методично действовал по этому плану, будто сам был мертвецом, поднятым Теми Самыми. Я не спал и не мог ничего есть, как вставший мертвец. Живые люди шарахались, если я подходил слишком тихо, — но всё шло правильно.
Следующей ночью мы вошли в грязный городишко, где банда Доброго Робина остановилась лагерем. Погода, помню, задалась самая вампирская — дождь перестал, было сыро и очень ветрено. И ледяной мокрый ветер нёс облака перед ущербной зелёной луной.
Для мёртвых такая погода приятнее, чем для живых. И я не взял живых, оставив их в резерве, в предместьях — ждать сигнала или вестника. Потом воззвал к Тем Самым Силам, прося себе на эту ночь взора неумершего, — меня услышали, и мир вокруг будто высветили изнутри. Я теперь видел, как вампиры, а значит, видел лучше кошки или филина, что показалось мне полезным для ночного боя.
Мои мёртвые бойцы двигались тише и быстрее, чем живые, — прав поэт, сказавший: «Мёртвые ездят быстро». Вампиры в виде седых нетопырей летели рядом с моим вороным.
Город казался вымершим — почти весь он лежал в сырой темноте, грязные узкие улочки пахли падалью, дождём и помоями, все ставни его жители заперли, все ворота заперли, и только вдалеке взбрехивали уцелевшие собаки.
Потом они завыли.
Город казался вымершим. Но вампиры чуяли здесь Доброго Робина, и вскоре мы его отыскали. Банда гуляла в большом трактире на площади у ратуши. Трактир ярко освещался изнутри, оттуда водили пьяные бандиты и визжали их девки; на улице вокруг горели костры, разожжённые караульными банды. Упомянутые караульные выглядели менее пьяно, чем мне бы хотелось, но тоже играли в кости и тискали девок вместо того, чтобы следить за ночью. Мне померещился труп, привязанный к столбу посреди площади, но я заставил себя думать о живых врагах.
И дал мертвецам мысленный приказ.
Через миг на площади началась драка, послышались первые вопли — и я услышал в голосах бандитов именно то, что хотел услышать. Панику. Нерассуждающий ужас.
Я выждал несколько минут. Некоторые бандиты из тех, кто пьянствовал в трактире, выскочили на шум и были убиты, едва переступив порог. Кто-то пытался стрелять из лука в темноту, но живые на площади освещались кострами и факелами, как лучшие мишени, а неумершие и я, стоявшие в темноте, вероятно, казались им кусками мрака, просто тенями из теней в ночи. Никакая хвалёная меткость не поможет человеку разглядеть врага в кромешной тьме.
Зато тьма нимало не мешала мне, даже помогала. Я пил её, дышал ею, она наполнилась смертями — и я содрал с рук повязки, снова вскрыл едва закрывшиеся порезы и запел. Дар залил площадь кипящей волной. Мертвецы из моей гвардии превратились в неуязвимых и неутомимых чудовищ, а только что убитые, ещё не остывшие бандиты вставали, едва успев упасть, чтобы присоединиться к моим слугам. Уцелевшие визжали от ужаса. Ещё через несколько минут они побежали врассыпную, но площадь была окружена моей гвардией. Вампиры не выдержали натиска Дара и запаха свежей крови — и ввязались в свалку, убивая вне Сумеречного Кодекса, направо и налево, как живые солдаты, но с упоением, вряд ли доступным смертным.
Только Агнесса осталась рядом со мной, как боец-телохранитель, со своей обычной милой улыбкой вынимая из воздуха стрелы и останавливая ножи.
Я думал, эта битва никогда не кончится. Больше того — я хотел, чтобы она не кончалась. Бушующее пламя Дара растапливало холод внутри меня — я просто боялся того, что со мной станется, когда жар иссякнет. Но всё кончается.
Через три четверти часа стало тихо. Только выли собаки.
Вампиры скользнули ко мне, как три луча мерцающего света. Их руки, лица, очи светились смертями, и человеческая кровь выглядела на их лунной сияющей коже чёрными кляксами.
— Государь может взглянуть на Доброго Робина, — сказал Клод. — Повинуясь вашему приказу, мы сохранили жизнь ему, его девице и монаху. Они связаны и обезоружены — там, в трактире. Их стерегут
