— Фиона, у вас нет никаких дел на кухне? — осведомилась Лаура.
— Да, да, конечно, есть, — откликнулась Фиона, но не сдвинулась с места. Глядя на Коннора, она сияла от удовольствия. — Что бы вы хотели на обед, сэр?
— Я уверен, что все, приготовленное вами, будет восхитительно. Фиона захихикала.
— Да, надеюсь, что вы будете довольны. Думаю, что на обед приготовлю жареного барашка с капелькой малинового соуса, — Фиона направилась в коридор, в дверях обернувшись и еще раз улыбнувшись Коннору. — И еще я испеку шоколадный пирог. Пальчики оближете!
— Буду ждать обеда с нетерпением. Когда Фиона вышла из комнаты, Лаура бросила на Коннора яростный взгляд. Неужели он способен очаровать любую женщину? Впрочем, конечно, да. Какая женщина смогла бы спокойно смотреть в эти озорные синие глаза и не чувствовать сердцебиения? Без сомнения, этот человек давно потерял счет своим победам.
— Тетя Софи, как вы полагаете, удастся ли вам отправить нашего дорогого гостя обратно в его время, пока он не выставил нас на посмешище?
Софи глубоко вздохнула.
— Боюсь, мы должны быть готовы к тому, что мне не удастся отправить его назад.
Лауре захотелось закричать. Она закрыла глаза и медленно досчитала до десяти, потом до двадцати. Это не помогло, и она продолжала считать, добравшись до сотни в надежде подавить огромное желание сорваться на крик.
— Лаура, еще ничего не известно наверняка, — успокоила ее Софи, прикоснувшись к ее руке. — Я много над этим размышляла. Возможно, заклинание действует только в полнолуние. Коннор явился в полнолуние; возможно, в следующее полнолуние он покинет нас.
Лаура подумала о снах, о ночах, когда Коннор приходил к ней. Это всегда случалось в полнолуние.
— А если я не смогу отправить его назад, придется ему стать моим кузеном.
Лаура посмотрела на улыбающееся лицо тети, пытаясь отыскать надежду в ее темно-синих глазах, оптимизм, на который она сама была не способна.
— Неужели вы надеетесь, что удастся выдать этого викинга за джентльмена? Он даже ест пальцами!
— Это нехорошо? — спросил Коннор. Лаура взглянула на него. Он стоял, облокотившись на ручку кресла-качалки, скрестив руки на широкой груди, и его черные кожаные штаны резко выделялись на фоне светло-зеленой бархатной обивки. Ни один современный человек не сможет выглядеть столь привлека тельно. По ее коже побежали мурашки при воспоминании о прикосновении к его телу.
— Да, нехорошо, как и все твое поведение. Коннор кивнул, смиренно соглашаясь с ее словами.
— Я научусь есть так, как принято.
— Ты должен научиться еще тысяче других вещей.
Он усмехнулся.
— И научусь.
— Дорогая, все, чего ему не хватает, — немножко тренировки, — сказала Софи, встав рядом с Коннором. — Если его правильно одеть, подстричь и обучить этикету, он великолепно приживется в нашем столетии.
— Обучение займет многие годы, а отец вернется сегодня вечером.
— Лаура, твой отец проводит в этом доме так мало времени, что даже не заметит Коннора. — Софи старалась произнести это помягче, но ее слова пронзили Лауру, точно раскаленным железом. — Я не удивлюсь, если прямо с вокзала он отправится к себе в контору.
— Отец — занятой человек, но это не значит, что он не заметит викинга в доме, — возразила Лаура. «Отец любит меня. Правда любит, — уверяла себя Лаура. — У него есть более важные дела, только и всего. Бизнес есть бизнес. Постоянно приходится решать неожиданно возникающие проблемы». — И даже если отец не заметит его, все равно остается бал у Гарднеров. Всего через неделю мы должны будем представить Коннора высшему свету. Это же бал. Боже милосердный, бал миссис Гарднер!
— Почему ты боишься этой женщины? — спросил Коннор.
Лаура выпрямилась, пораженная его догадливостью.
— Кто боится?
— Ты говоришь о ней так, будто она — королева, которая может отсечь голову взмахом руки.
— Ничего подобного! — Лаура отвернулась от него, поглядев на Софи в поисках поддержки. — Правда, тетя?
— Коннор прав, дорогая. Ты говоришь об Эстер Гарднер так, как будто она королева. Лаура вздохнула.
— Что ж, возможно.
— А я думал, что Бостон не входит ни в какое королевство, — сказал Коннор.
— Ты не понимаешь. — Лаура, подойдя к окну, принялась смотреть на Общинный Луг. — Мой отец — ирландец, а это значит, что находятся люди, которые смотрят на него как на мужлана.
— Эти люди просто невежды. — Коннор обернулся к ней. — Они не понимают, что ирландцы — гордый народ. Им была знакома любовь к искусству и истории, у них были великие писатели и поэты, когда почти весь остальной мир пребывал во тьме.
— А им все равно. Для них история началась тогда, когда первые поселенцы высадились на Плимут-