— Что заставило тебя передумать?

Лаура смотрела на камею из слоновой кос­ти, прикрепленную к малиновому платью на груди Софи.

— Я поняла, что Коннору нет места в этом веке и в моей жизни.

Софи нахмурилась.

— Ты чего-то не договариваешь.

Лаура вырвала руки из теплых ладоней Софи.

— Я не хочу об этом говорить.

— Понятно. — Софи отвела взгляд от Ла­уры, посмотрев на старинные часы на стене, и ее губы задрожали. — Ты мне не доверя­ешь.

— Не в этом дело.

— А я думала, что мы стали близкими друзьями.

Лаура потерла пальцами виски, чувствуя, как стучит в венах кровь.

— Я не могу выйти замуж за Коннора, потому что… он не человек, — произнесла она шепотом.

— Как ты можешь говорить такие слова?!

— Он сам признался. Он колдун или что-то в этом роде.

— Колдун? …

Лаура кивнула:

— Это он вылечил глаза Меган.

— Господи помилуй! — Софи прижала пальцы к губам, ее глаза широко раскрылись, как у ребенка утром в Рождество. — Он об­ладает удивительным даром. Подумать толь­ко, он сумел вернуть маленькой девочке зре­ние!

Порыв ветра ударил в окно, швырнув в стекла снегом. Лаура потерла ладони.

— Он влиял на мой разум.

— Не верю.

— Но это так. Он наложил на меня какое-то заклятье, и я превратилась в совершенно другую личность. Он вторгается в мои сны, внушает мне самые распутные мысли и фан­тазии. — Лаура обхватила себя руками, сгор­бив плечи от боли, которую доставляли ей воспоминания. — Ты не представляешь себе, какими постыдными вещами я занималась.

Софи откинула прядь волос с лица Лауры, окутывая ее запахом летних роз, испарявшим­ся вместе с теплом с ее кожи.

— Пожалуй, представляю.

Лаура смотрела на огонь, стыдясь поднять глаза на Софи, стыдясь показать правду, та­ящуюся в них, — эти мгновения с Коннором были самыми счастливыми в ее жизни. Она пыталась отыскать в себе стыд, но находила только боль, мучительное вожделение к Коннору — доказательство того, как сильно она подпала под чары колдуна.

— Я позволяла ему то, что не позволит себе ни одна приличная женщина. Я больше не… девственница.

Софи положила руку на плечо Лауры.

— В том, что происходило между тобой и Коннором, нет ничего стыдного, если вы любите друг друга и собираетесь провести вместе всю оставшуюся жизнь.

— Разве вы не видите? — Лаура старалась справиться с горькими слезами, щиплющими ей глаза. — Он околдовал меня. Только так я могу объяснить мое поведение в последние дни. И только так я могу объяснить свои ны­нешние чувства. Меня как будто разрывают на части.

— Я могу назвать другую причину. — Со­фи погладила тыльной стороной ладони хо­лодную щеку Лауры.

— Какую?

— Любовь.

«То, что ты чувствуешь, — то же самое влечение, которое привело меня к тебе… заклятье любви», — эхом звучали в ее памяти слова Коннора. Лаура закрыла глаза, пытаясь ото­гнать видение его лица с прекрасными, синими глазами, в которых сверкала причиненная ей боль. Но это видение обжигало ей память.

— Это не может быть любовью.

— Почему? Потому что тебе больно? Лаура кивнула.

— Такова любовь, мое милое дитя. Ничто иное не может так сильно жечь душу, как боль любви, не находящей ответа.

— Это самое настоящее колдовство. Он околдовал меня каким-то темным заклинани­ем. — Лаура вздрогнула от мрачного завыва­ния ветра за окном. — Он не человек. Он — чудовище. Он — какое-то неизвестное сущес­тво.

— Чудовище? Неизвестное существо? — Софи с удивлением смотрела на Лауру. — Как ты можешь говорить такие слова об этом ми­лом молодом человеке? Ты видела его сегодня утром. Ты обнимала его, чувствовала рукой тепло его крови, рыдала, думая, что он может умереть. Как ты могла сидеть у его