Шотландии. След ноги, больше похожий на след подошвы ботинка, всего лишь небольшое углубление – якобы оставлен там «кандидатом» в короли, клявшимся, что провалится на этом месте, если не выполнит своих «предвыборных» обещаний.

– А можно и мне глянуть? – спросила Верити. Льюис отдал бинокль, и она, защищая левой рукой живот, прислонилась к каменному зубцу.

Мой брат встал позади нее, опустил подбородок ей на плечо.

– На самой верхушке? – спросила Верити.

– Угу,– ответил Льюис.

С минуту она смотрела на Дунадд.

– А что, если отпечатать там след ноги в момент рождения нашего ребенка?..

Я рассмеялся. Льюис округлил глаза, отшатнулся от жены и снова качнулся к ней. Она повернулась, коварно ухмыльнулась Льюису, затем мне, похлопала Льюиса по локтю.

– Шутка. Предпочитаю уютную и теплую родильную палату в комфортабельной современной больнице.– И снова повернулась лицом к холму.

Льюис посмотрел на меня.

– Я тоже клюнул,– пожал я плечами.– Это ж фамильное.

– А ты видишь там каменный круг? – спросила меня Верити, приподнимая бинокль и глядя дальше на север.

Ранее в тот день мы с Хелен, Верити и Льюисом решили заняться туризмом. Окрестности Галланаха нашпигованы памятниками старины: могильниками, каменными истуканами, хенджами и валунами с непонятной резьбой. Шагу не ступить, чтобы не наткнуться на какую-нибудь фиговину, имевшую когда-то для кого-то религиозное значение. Верити об этих древних каменюках была наслышана, но «вживую» их не видела – и без того находила чем заняться, бывая прежде в Галланахе. Только на Дунадд поднималась, потому что туда легко добраться пешком из замка. Ну, а мы, большую часть жизни прожившие здесь, не узрели больше половины достопримечательностей по другой причине: все откладывали это дело «на потом».

Так что мы одолжили у Фергюса «рейнджровер» и поехали глазеть. По топким лугам брели от кургана к кургану, любовались на замшелые истуканы, заходили в круги из глыб и в полые каменные пирамиды, облокачивались на ограды из плиток песчаника, чтобы полюбоваться на широкие плоские лики скал – шероховатые эти поверхности были покрыты загадочными окольцованными ямками, словно волны от брошенного в воду камня сами окаменели.

– Я тебе еще не рассказывал, как научился на расстоянии сводить телик с ума?

День выдался ясный, теплый. Этим летом Рори отправился с нами на Гебриды. Мы с ним гуляли невдалеке от Галланаха, переходили с одного луга на другой, от одного меченого камня к другому. Помню, кололо в боку, и я боялся, уж не аппендицит ли (в том году мой одноклассник едва не умер от воспаления аппендикса). Но беспокоился я зря. Просто дядя Рори был ходок что надо, а я старался не отставать. Мой аппендикс подождал до следующего года, и его благополучно удалили.

Итак, мы обходили древние монументы, и разговор зашел о тех, кто все это оставил после себя, и о том, для чего это предназначалось. И таким путем мы добрались до астрологии, а потом дядя вдруг затронул телевизионную тему.

– Ну, так вот,– повернулся Рори и посмотрел вниз. Мы стояли на краю обрыва; мимо проехала парочка автомобилей. Было жарко, и я снял куртку.– Ну, так вот,– повторил Рори,– мне тогда было… на несколько лет больше, чем тебе сейчас. Гостил у друга, там собралась целая компания, и мы смотрели «Топ оф зе Попс», кажется, или что-то вроде. Ну, и я напевал без слов под музыку. Взял низкую ноту, и по экрану пошла рябь. Никто ничего не сказал, и я решил, что это просто совпадение, но на всякий случай попробовал снова: нашел подходящую ноту, и точно – рябь на экране. А все кругом молчат,– Рори рассмеялся, вспоминая. На нем были джинсы и футболка, а через руку переброшена легкая куртка.– Не хотелось выставлять себя на посмешище, поэтому я тоже ничего не сказал, думал, может, это только на один телевизор действует. Однако и дома попробовал, и получилось. Тот же самый эффект – когда я отходил подальше. Если даже стоял в прихожей и смотрел в гостиную – рябило, да еще пуще прежнего.

А потом мы с мамой поехали в Глазго и там проходили по улице мимо витрины, сплошь заставленной теликами, ну, я и давай петь про себя, и все экраны словно спятили! А я и подумал: класс! Я ж теперь настоящий волшебник! И сила моя все крепнет! Могу на телевидение прийти и задать жару! Может, во всей стране телевизоры свихнутся!

– Ух ты! – Мне срочно захотелось домой – самому попробовать.

– Так вот,– продолжал Рори,– останавливаюсь я и маме говорю: «Мам, смотри, смотри на телики». И давай петь про себя во всю силу, и с экранов все исчезло. А мама только посмотрела на меня и спросила: «Что такое?» А я – опять, но как я ни пыжился, она ничего не видела. В конце концов ей надоело, и она велела не валять дурака.

Рори поморщился, глядя вдаль, на каменистый холмик, который торчал посреди плоской нивы.

– И как ни пытался я понять, откуда взялась у меня эта способность, так и не понял. Иной раз увидишь в кино, как симпатичная ассистентка сморозит глупость, а ученый ей: «Стоп! Ну-ка, ну-ка, повтори! Эврика!» То есть получает толчок извне, и вскоре у него появляется гениальный план спасения нашего мира. А у меня не было никакого толчка. Просто вдруг раз – и пришло.

– Что пришло?

Рори посмотрел на меня сверху вниз, ухмыльнулся:

– Вибрации.

– Вибрации?

– Да. Я вызывал вибрации у себя в черепе, точнее в глазных яблоках, с той же частотой, что и у телеэкрана. Так что экран вытворял удивительные вещи, но только для меня. Вот в чем вся штука. Конечно, нельзя уходить слишком далеко, иначе его не будет видно.