красивую и наглую. – Но только ты забыла: я его постель, его жизнь и собираюсь родить ему детей. А ты, Камилла, не теряй времени и поищи другого богача, ты достойна самого лучшего. И Люка с собой прихвати.
– Люка? Обязательно захвачу. Он опытный любовник, – со злобной радостью поделилась сокровенным француженка.
– Ты так считаешь? – На лбу у Ханны появилась легкая морщинка. – На мой вкус, его сексуальные способности были очень средние. Значит, подучился.
Камилла снова замахнулась, но Ханна была начеку. Опять драка? Да что же это такое? Но рядом вдруг оказалась Рене, рассвирепевшая и неузнаваемая.
– Камилла! Немедленно убирайся отсюда! – Она повернулась к дочери. – Она тебя не тронула, дорогая?
– Не успела, – откликнулась Ханна. Неужели Мигель послал Рене в ней на выручку?
– Давай‑ка вернемся назад…
– К столу? – Она покачала головой. – Мне надо немного освежиться. Скажи Мигелю, что я приду прямо в зал.
– Я останусь с тобой, – твердо заявила Рене.
– Тогда наши мужчины вышлют поисковую партию. Да не волнуйся, со мной все хорошо.
– Ладно, – с сомнением согласилась мать.
Освободилась кабинка, Ханна вошла туда. Несколько минут понадобилось, чтобы подкрасить губы, после этого можно идти в фойе.
– Сначала Рене, теперь ты тоже?
– Еще минута – и я бы отправился выуживать тебя оттуда.
– Забраться на законную женскую территорию? Потрясающая храбрость.
– Не испытывай мое терпение, Ханна, – предупредил он с закипающей злобой. – Все! Хватит! Мы едем домой!
– Нет! – Она остановилась как вкопанная. – Мне очень нравится пьеса, и я собираюсь ее досмотреть. У тебя только один способ увести меня – взвалив на плечо наподобие куля с картошкой!
Мигель не знал, смеяться ему или сердиться. Ханна вырвала руку из его цепких пальцев и уверенно зашагала в направлении зала.
Мигелю оставалось только присоединиться к ней. Они вошли в полутемный театр, нашли свои места и сели. Почти сразу поднялся занавес, и начался следующий акт.
Ханна сосредоточилась на событиях, временно забыв о Камилле, Люке и даже собственном сверхзаботливом муже.
Пока они вышли из зала, пока собрались, было уже почти одиннадцать. Мигель вывел «ягуар» на улицы города и поехал в сторону дома. После недавно прошедшего ливня асфальт был темный. Дождь продолжал накрапывать, Ханна бездумно следила за монотонно двигающимися по стеклу дворниками.
Пустячная вначале головная боль за последние часы неуклонно нарастала. Теперь виски ломило, голову стянул железный обруч. Едва дождавшись, когда машина заедет в гараж, Ханна выскользнула со своего места и бросилась в дом.
В ярко освещенном холле Мигель недовольно поморщился, заметив ее мертвенную бледность.
– Прими что‑нибудь от головы и быстро в постель.
– Не указывай, что мне делать.
– Ханна, ты напрашиваешься на драку, что ли? – Мигель повысил голос.
– Да! Ты меня терроризируешь своей заботой!
– В гимнастическом зале висит прекрасная боксерская груша – это лучшее лекарство для тебя. Ты выплеснешь лишние эмоции.
– Я подумаю над твоим предложением!
– Но позволь еще один совет, – порекомендовал он, – сначала переоденься. Вечерний туалет не совсем практичен.
Она не стала долго раздумывать, схватила туфлю с одной ноги и швырнула в него.
Мигель ловко схватил летящую туфлю, аккуратно поставил ее на стоящий поблизости столик и обернулся к женщине.
– Что дальше?
На этот раз в воздухе просвистела вечерняя сумочка, но он уклонился и, кинувшись к Ханне, схватил ее в объятия и потащил наверх.
Она била его по плечам, рукам и стонала от собственного бессилия, потому что ее усилия, казалось, разбивались о каменную стену его невозмутимости. С таким же успехом можно бить пресловутую боксерскую грушу.
– Все! – выдохнул он хрипло. – Древние бойцовские инстинкты одолели в тебе привычки цивилизованного человека. – Он поймал ее за плечо, страхуя себя от ее неожиданных ударов. – Прекрати!
– Ненавижу тебя!
– За то, что стал мишенью для женщины с извращенными понятиями?
– Я хочу спать. Одна.
– Валяй. – Развернулся и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Ханна тупо глядела на дверь, почти желая, чтобы он хлопнул ею изо всех сил. Такое лучше вписалось бы в только что разыгранную сцену.
Она медленно пересекла спальню, подошла к окну, глядя в темнеющий сад. Луна поднялась высоко, большой белесый шар проливал молочный свет на землю. Деревья, кусты отбрасывали длинные дрожащие тени, в лунных лучах стены дома стали расплывчатыми, нереальными. Где‑то вдали залаяла собака, к ней присоединилась другая.
Ханна задернула шторы, медленно разделась, сняла макияж, натянула шелковую ночную рубашку и, погасив лампу, легла, глядя перед собой невидящими глазами. Образы, яркие, неотвязные, теснились в мозгу. Глаза ее постепенно наполнялись слезами.
Когда много позже Мигель вошел в комнату, разделся и лег, Ханна решительно зажмурила глаза. Но, прислушиваясь к его дыханию, она мучительно хотела только одного – дотронуться до него, протянуть руку и ощутить тепло его тела.
