спокойной и счастливой; забыв о своем муже, она слушает игру друга юности, мировой знаменитости. В мире пианистов Арро — все равно что Хемпфри Богарт в мире кино, думаю я. Истинный любовник, который в своих фильмах до конца сохранил страсть. Он сдержан, но не незаметен, так же как и игра Арро, неизменно грустная, на грани подавленности, но за всей этой сдержанностью кипят бурные чувства.
Аня Скууг слушает как зачарованная. Никто не смеет сейчас помешать ей, ни Катрине, ни я. Ребекка уже слишком рассеянна, слишком устала или слишком пьяна, чтобы следить за музыкой. И тут происходит нечто странное, как в черно-белом фильме, вдруг ставшем цветным, однако единственные краски в зале — это Клаудио Арро и Аня Скууг. Мы все остаемся черно-белыми. Стареющий маэстро играет для молодой поклонницы. Я незаметно становлюсь рядом с Аней. Никогда еще я не видел ее лицо столь открытым, столь восторженным, и я отдал бы всю жизнь за то, чтобы поменяться с Арро местами. Чтобы быть тем, кто заставил ее открыться, обнажить свои чувства так, как она обнажает их сейчас. Мама любила Арро, я люблю Арро, но никто не любит его так, как Аня Скууг. И я даже не ревную ее, ибо таковы законы музыки.
Однако самое неожиданное происходит, когда он кончает играть. Он чуть-чуть затягивает тишину, как имеют обыкновение делать самые крупные мировые знаменитости. И публика взрывается восторгом. Ребекка, как и запланировано, позволяет поцеловать себе руку. Но все это не производит на Аню ни малейшего впечатления. Она пребывает в собственном мире. Я первый раз это наблюдаю, этот мир очертила она сама, он включает только его и ее. Аня как будто не понимает, где находится. Она идет к роялю, не замечая, что Ребекка хочет что-то сказать, потому что видит только Арро, Клаудио Арро, чилийского маэстро, которому сильно за шестьдесят и которого Сельма Люнге все-таки зовет другом юности. Впрочем, Сельма тут сейчас ни при чем. Сейчас все дело в Ане, юная стройная девушка, почти в трансе, приближается к Арро. У нее дома на Эльвефарет есть все его пластинки. Человек с карманным фонариком купил их для нее. Она слушала его версии Брамса, Шопена и Бетховена, а ели за окном несли караул. В зале становится очень тихо. Мне не нравится то, что я вижу, и вместе с тем Аня так красива! Ради нее я готов отказаться от карьеры, готов переселиться в Финнскуген, к черту на рога, готов печь хлеб, таскать камни, только бы жить с Аней Скууг. Моя страсть к ней так сильна, что она пугает меня. Я не знаю, что мне с нею делать. Сейчас я воистину мамин сын, думаю я. Мысли и чувства берут надо всем верх, все становится нереальным. Но я не двигаюсь и бросаю взгляд на сестру, которая стоит рядом со мной. Я понимаю, что с нею творится то же, что и со мной, потому что ее глаза впились в Аню. Мы страстно любим ее, мы оба. И стоим там как беспомощные поклонники, а Аня приближается к Арро, который только теперь обратил внимание на эту красивую северную девушку. Наконец она останавливается перед ним, к явному ужасу Ребекки. Что она задумала? Чего она хочет?
Аня наклоняется.
И встает на колени перед Клаудио Арро.
Мне на ум снова приходит кино. В действительности такого не бывает. Однако все это происходит у нас на глазах. Аня благодарит своего героя, теперь она в центре происходящего, эта робкая, боязливая Аня. Точно так же она вела себя, когда сыграла на бис на Конкурсе молодых пианистов.
— Фу, черт! — говорит Маргрете Ирене у меня за спиной. Я почти забыл о ее существовании.
— Что именно, «фу, черт»? — спрашиваю я.
— Как только у нее хватает дерзости!
— Почему ты считаешь это дерзостью?
Она удивленно смотрит на меня.
— А то ты сам этого не понимаешь! Сегодняшний вечер принадлежит Ребекке, а не Ане. Но теперь все внимание приковано к ней.
Прием в разгаре. Фердинад о чем-то серьезно беседует с Арро, но большинство из нас бродят вокруг стола, где стоят бутылки с вином. Маргрете Ирене исчезает вместе с Фердинандом и Арро в соседней комнате. Мне это на руку. Мне с Арро говорить не о чем. Он один из многих героев. Я слушал его в магазине фортепиано Грёндала, в большом помещении с роялями «Стейнвей». Концертное помещение у Грёндала — длинное и узкое, с двумя роялями, где, надеюсь, я и сам побываю там когда-нибудь перед важным концертом.
Мне следует подумать об Ане и Катрине, но они вдруг исчезли из поля зрения.
Неожиданно передо мной появляется Сельма Люнге.
У нее в руках два бокала с шампанским. Один из них она протягивает мне. Я чувствую, что от нее пахнет алкоголем.
— Наконец-то мы, двое великих людей, встретились друг с другом, — с улыбкой говорит она и протягивает мне руку.
Не знаю, говорит ли она это с иронией, но надеюсь, что так, ведь именно эти слова сказал совсем юный Нурдрок[10] такому же юному Григу в Тиволи в Копенгагене, впрочем, это все равно. Мы с Сельмой Люнге раньше никогда не здоровались. Я первый раз говорю с ней.
— Большая честь для меня, — расшаркиваюсь я.
Ее улыбка становится еще шире, в ней видно удовлетворение.
— Очень приятно. Что ты скажешь об Арро? И каково твое мнение о моей ученице?
— У меня не хватает слов для похвал им обоим.
Теперь она внимательно смотрит на меня. Легко же мне досталось ее внимание! Я уже жалею о своих словах.
— По-моему, Ребекка отлично справилась, хотя могло бы быть и лучше.
С этим она согласна. Так и надо разговаривать. Она кивает.
Мы стоим и смотрим друг на друга. Ее муж находится где-то в другом конце зала. Он с кем-то беседует. Энергично кивает. Восклицает что-то.
Сельма не спускает с меня глаз. Поднимает бокал.
— Меня удивляет, что до сих пор наши пути ни разу не пересеклись, — говорит она.
Я киваю. Так получилось. Я не совсем понимаю, как мне на это реагировать.
В ее глазах целый мир. Она мне улыбается. Смотрит на меня. От ее взгляда меня бросает в жар.
— Встреча с вами всегда большая честь, — говорю я.
Она быстро мотает головой.
— Не с «вами», а с «тобой». Я — Сельма. Ты — Аксель.
В ней ощущается сила, к которой я не готов. В одно мгновение расстояние между нами сократилось, мы оказались более близкими друг другу, чем Ребекка с нею за все эти годы. Теперь она для меня Сельма, а не фру Люнге.
Я не собирался ни о чем ее просить, но сила ее личности заставляет меня произнести:
— Ты даешь уроки таким, как я?
Она улыбается, находит, что это сказано очень мило.
— Конечно, — отвечает она. — Конечно, я даю уроки таким, как ты.
Я кланяюсь. Пусть знает, что я вежливый.
— Значит, мы договорились? — нервно спрашиваю я.
Она замечает мою нервозность и гладит меня по щеке.
— Позвони мне, мой мальчик.
И поворачивается ко мне спиной.
Я чувствую неловкость.
Покинув магнетический круг Сельмы Люнге, я продолжаю искать Аню. Где она? Арро беседует с Фердинандом и Маргрете Ирене. Ну и пусть беседуют. Я должен поговорить с Аней, должен спросить у нее, стоит ли мне теперь брать уроки у Сельмы Люнге. Она лучше, чем кто-либо другой, сможет ответить на этот вопрос.
Но я нигде не могу ее найти. Она испарилась вместе с Катрине. Почему они вдруг так заинтересовались друг другом? — думаю я. Ведь они едва знакомы, ведут совершенно разную жизнь, к тому же они обе девушки.
