Тогда, в разгаре января, Там было как у нас в апреле: Плюс семь ночами. Перед тем, Как лезть в надышанную темень, Он посмотрел в другую темь, Где самолет летел, затерян. Она сказала: «Погляди — Он нам подмигивает, что ли?» И вот опять. Укол в груди, Но он не думал об уколе. Она давно жила не здесь — Жила, по слухам, безотрадно. Его затягивала взвесь Случайных связей. Ну и ладно, Но чтобы десять лет спустя, Буквально, точно, нота в ноту? Чтоб это бедное дитя Тянуло руку к самолету, Который ночью за окном Летит из Внукова туда же, Где мы с другой, в году ином, В иной ночи, в ином пейзаже… Не может быть. Такой повтор Не предусмотрен совпаденьем. Он на нее смотрел в упор. Спросила курева. — Поделим. И понеслось! Сильней тоски, Грозней загульного угара… Он понял, что попал в тиски. Всему отыскивалась пара. Но нет: поправка. Не всему, А лишь каким-то главным вехам — Гора, палатка, ночь в Крыму, Рука, скользящая по векам, Холодный воздух, капли звезд, Далекий щебет водопада… Но будет и Великий пост. Есть вещи из другого ряда: Когда-то друг, а нынче враг, Лишь чудом в драке не убивший,— Другой, но бивший точно так, Другой, но в то же время бывший; Скандал на службе — тот же тон… И он, мечась как угорелый, Завыл — но суть была не в том, Что он скучал от повторений. Так бабочка, сложив крыла На тех же бурых скалах Крыма, Столь убедительно мала И для прохожего незрима! Вот так наложится — и нет Тебя, как не бывало сроду. Теперь, ступая в свой же след, Он, видимо, придет к исходу И перестанет быть, едва Последний шаг придется в точку. Меняя вещи и слова, Он думал выклянчить отсрочку: Сменил квартиру (но и там Сосед явился плакать спьяну, Как тот, из детства, по пятам Пришедший бросить соль на рану). Друзей покинул. Бросил пить. Порвал с десятком одалисок — Но все вотще. Уставши выть, Он наконец составил список. Там было все, что он считал Важнейшим — все, чем люди живы. Но, пряча в голосе металл, Судьба вносила коррективы: Порою повторялось то, Что он считал третьестепенным: Из детства рваное пальто (Отец купил в Кривоколенном, А он в игре порвал рукав; Теперь рукав порвался в давке). Но в целом он казался прав: Учтя новейшие поправки, За восемь месяцев труда Он полный перечень составил И ставил галочки, когда Бывал игрушкой странных правил. Сошлась и первая тоска Весной, на ветреном закате, И шишка в области виска (Упал, летя на самокате, И повторил, скользя по льду, Опаздывая на свиданье).
