И, написав поэму «Хорошо-с», С отчаянья застрелится в тридцатом. Лет за пять до него другой поэт, Не сдерживая хриплого рыданья, Прокляв слепой гостиничный рассвет, Напишет кровью: «Друг мой, до свиданья…» — Поскольку мир его идет на слом, А трактор прет, дороги не жалея, И поезд — со звездою иль с орлом — Обгонит жеребенка-дуралея. Жизнь кончена, былое сожжено, Лес извели, дороги замостили… Поэту в нашем веке тяжело, Блок тоже умер. (Но его простили.) Тут из Европы донесется рев Железных толп, безумием объятых. Опять повеет дымом. Гумилев Погибнет за Испанию в тридцатых. Цветаева задолго до войны, Бросая вызов сплетникам досужим, Во Францию уедет из страны За жаждущим деятельности мужем — Ему Россия кажется тюрьмой… Какой-то рок замешан в их альянсе, И первой же военного зимой Она и он погибнут в Резистансе. В то время вечный мальчик Пастернак, Дыша железным воздухом предгрозья, Уединится в четырех стенах И обратится к вожделенной прозе. Людей и положений череда, Дух Рождества, высокая отвага — И через год упорного труда Он ставит точку в «Докторе Живаго» И отдает в российскую печать. Цензура смотрит пристально и косо, Поскольку начинает замечать Присутствие еврейского вопроса, А также порнографию. (Поэт!) Встречаются сомнительные трели Насчет большевиков. Кладут запрет, Но издавать берется Фельтринелли. Скандал на всю Россию — новый знак Реакции. Кричат едва не матом: «Ступайте вон, товарищ Пастернак!» Но Пастернак останется. Куда там! Унизили прозванием жида, Предателем Отчизны окрестили… Сей век не для поэтов, господа. Ведь вот и Блок… (Но Блока все простили.) Добавим: в восемнадцатом году Большевики под громкие проклятья Бежали — кто лесами, кто по льду. Ильич ушел, переодевшись в платье И не боясь насмешек. Что слова! «А вы слыхали, батенька, что лысый Оделся бабой?» — «Низость какова!» Но он любил такие компромиссы. Потом осел в Швейцарии. Туда ж — Соратники (туда им и дорога). Уютный Цюрих взят на абордаж. В Швейцарии их стало слишком много. Евреев силой высылают вслед. Они, гонимы вешними лучами, Текут в Женеву, что за пару лет Наводнена портными и врачами, А также их угрюмыми детьми: Носатые, худые иудеи, Которые готовы лечь костьми За воплощенье марксовой идеи. Количество, конечно, перейдет В чудовищное качество, что скверно. Швейцарии грозит переворот. И он произойдет. Начнется с Берна. Поднимутся кантоны, хлынут с Альп Крестьяне, пастухи, и очень скоро С землевладельца снимут первый скальп. Пойдет эпоха красного террора И все расставит по своим местам. Никто не миновал подобных стадий. Одним из первых гибнет Мандельштам, Который выслан из России с Надей. Грозит война, но без толку грозить: Ответят ультиматумом Антанте, Всю землю раздадут, а в результате Начнут не вывозить, а завозить Часы и сыр, которыми славна В печальном, ненадежном мире этом Была издревле тихая страна, Столь гордая своим нейтралитетом. Тем временем среди родных осин
