А то ведь тащишь этот крестСквозь бури и ухабы —И все никак не надоест,Хотя давно пора бы.С утра садишься на ведро,Потом болтаешься в метро,Потом берешься за пероПод хор чужих проклятий,Полгода — власть, полгода — страсть,Два года — воинская часть…Не успеваешь все проклястьЗа сменою занятий!А то собаку вывожу,А то читаю детям…Чем дорожу? Над чем дрожу?Да неужто над этим?А ведь наставят пистолет(Или кастет, или стилет) —Завоешь, клянча пару лет,Заламывая руки…О жизнь, клубок стоцветных змей!Любого счастия сильнейМеня притягивало к нейРазнообразье муки.И оттого я до сих порПривязан, словно мерин,К стране, где дачный мой забор —И тот разноразмерен.Вот так и любишь этот ад,Откуда все тебя теснят,Где вечера твои темныИ ночи вряд ли краше,В стране, что двести лет подрядТо в жар бросается, то в хлад,И всякий житель той страныТомится в той же каше:Меж опостылевшей женойИ девкою жеманной,На грани жизни нежилойИ смерти нежеланной.
1998 год
Седьмая баллада
И если есть предел времен,То зыбкий их объемМеж нами так распределен,Чтоб каждый при своем.Я так и вижу этот жест,Синклит на два десятка мест,Свечу, графин, парчу,—Среду вручают, точно крест:По силам, по плечу.Нас разбросали по Земле —Опять же неспроста,—И мы расселись по шкале,Заняв свои места.Грешно роптать, в конце концов:Когда бы душный век отцовДостался мне в удел,Никто бы в груде мертвецовМеня не разглядел.Кто был бы я средь этих морд?Удача, коли бард…Безумства толп, движенье орд,Мерцанье алебард —Я так же там непредставим,Как в адской бездне херувим,Как спящий на посту,Иль как любавичский Рувим,Молящийся Христу.А мне достался дряхлый век —Пробел, болото, взвесь,Седое небо, мокрый снег,И я уместен здесь:
