Они какое-то время смотрели друг другу в глаза, потом француз, так и не изменив маски, воскликнул:

– Тут какой-то недоразумений, но француз всегда вообще выполнять желание дамы…

Он огляделся, поднял за ремешок небольшую сумку, повесил на плечо, похлопал себя по карманам. В номере еще оставалась куча всяких мелочей, а из распахнутого шкафа выглядывали попугайские одежки, в которых мнимый писатель появился в Шантарске, – но француз, не обращая ни на что внимания, резво направился к выходу.

– Ничего не забыли? – спросила Даша.

– О нет, все, что оставить – пустяк…

Вполне возможно, в какой-то из десятка машин, выстроившихся перед гостиницей, сидел сейчас напарник Лося, но вычислить его с ходу не удалось бы. Даша держала руку на пистолете, ожидая поганого сюрприза. Обошлось.

Распахнула правую дверцу «Нивы»:

– Прошу, мсье…

Он живо залез. Славка растерянно переступил с ноги на ногу:

– Я что, с ребятами?

– Ага, – сказала Даша. – И не забудь, что ты не видел, как я с французом отъехала и куда направилась… Усек?

– Ты что? Мы ж должны были его к шефу…

– А что ему делать у шефа? – тихо спросила Даша. – И какая от того будет выгода? Любой на его месте будет хохотать в лицо.

– А микрофон?

– А ты сможешь доказать, что это он подсунул? Нет уж. Я с этой провокацией добилась, чего хотела, а теперь попробую продвинуться дальше, – она печально усмехнулась. – Частным порядком.

– Даша…

– Попробуешь меня остановить? – непринужденно спросила Даша, глядя ему в глаза. – Отойди, некогда…

Они недолго мерились взглядами. Славка отступил, бормоча:

– Сдурела…

Даша медленно обогнула гостиницу, прибавила газу и поехала на мост. Она считала, что поступает единственно правильным образом. Если француз не захочет в официальные свидетели (а самому ему предъявить без улик нечего) – будет молчать и требовать консула. В чем окажется совершенно прав. Ближайший французский консул – в Новосибирске, Флиссак выиграет время. Другое дело, что его вполне могут ухлопать, пока консул сюда доберется…

– Это, надеюсь, не есть арест? – спросил француз.

– А если предположить? – спросила Даша.

– Мой – иностранный подданный, имею все права требовать консул ля Франс. И кроме кстати того, положено предъявлять обвинений или ордер, у вас нынче не есть сталинизм…

– Ох, при Сталине я бы с вами, мон ами, поговорила… – мечтательно сказала Даша. – Хотя при Сталине вас бы сюда и не пустили, да и при Брежневе тоже. И история вроде нашей была бы невозможной…

– Мадемуазель Дария, неужели вы есть быть сталинистка?

– А неужели вы есть быть писатель? – усмехнулась Даша. – Не валяйте дурака, надоело. По-русски вы не хуже меня говорите, сама слышала, так что не будем придуриваться. Времени нет. Я не думаю, что этот доморощенный апаш шел приглашать вас на переговоры. Агеев предпочитает более рационалистические методы. Вас пример Зыбина не убеждает?

– Кто это есть?

– Хватит, а? – сказала Даша. – Если вас непременно нужно припирать к стенке, поедемте ко мне и послушаем запись. Ту, где вы на чистейшем русском воркуете с Зыбиным…

– Вы его арестовали? – спросил вдруг Флиссак.

– А вы что, не знаете? – Даша удивленно покосилась на него. – Похоже, и в самом деле не знаете… Вашего Зыбина убили аж четыре дня назад. Верю, что для вас это полная неожиданность. Должно быть, он сам должен был вам звонить ради пущей конспирации, вот вы и не беспокоились… а? Ну, говорите, мой парижский друг. Иначе и в самом деле придется отвезти к нам в контору. Но вам это совершенно ни к чему. Конечно, против вас ничего нет, но ведь засветитесь. И потом, Агеев отчего-то решил, что вы сели ему на хвост, недвусмысленно бросили вызов, оттого и послал киллера…

– Но почему он так решил?

– Каюсь, – сказала Даша чуточку пристыженно. – Я сегодня, не далее как час назад кинула ему в ящик письмишко, которое он принял за ваш картель…[2] Не было у него другого объяснения.

– Мадемуазель Дария, это…

– Грязная игра, – кивнула Даша. – А крутить в моем городе непонятные интриги – это честная игра? Прикидываться писателем и подсовывать чужие романы – честная игра? Притворяться другом Дюруа, о котором у меня самые лучшие воспоминания… Наконец, микрофончик мне подсовывать? Кстати, вы мне должны энную сумму за шапку, которую пришлось распотрошить на кусочки, чтобы извлечь вашего «клопика». Я серьезно. Лезьте в карман, метр, и выкладывайте четыреста штук, я женщина небогатая, зарплату и так задерживают. Интересно, что бы у вас в Париже сделали с нашим частным сыскарем,