пахнущем.

– А как насчет ревнивого мужа или чего-то в том же роде?

– Глупости, – веско сказал Фомич, – вздор. Я бы знал. Дикое стечение обстоятельств…

– Ладно, – сказал Петр, мрачный, как туча, – хочу вам верить…

Он распахнул дверь и энергичным шагом вышел в приемную. Земцов вскочил:

– Я только что говорил с генералом… Они поставят людей у офиса и будут присматривать за вашим подъездом. Соответственно я усилил охрану по плану «Броня»…

– Благодарю за службу, – сказал Петр. – Пойдемте-ка взглянем на комнату…

Он умышленно пропустил Земцова вперед – план здания как-то стерся в памяти, Петр уже не представлял, как попасть в плановый отдел.

Выходя через десять минут во внутренний дворик, где стоял его «мерс» и две машины с охраной, Петр мысленно почесывал в затылке. Прямо-таки яростно скреб – каковой процесс, уверяют, способствует интенсивности мышления.

Весь его прошлый опыт категорически восставал против версии о косоруком стрелке, плохо умевшем обращаться с пистолетом. То, что он увидел в плановом отделе, вызывало скорее противоположные мысли.

Три пулевые выбоины располагались в одну линию, на равном расстоянии друг от друга, он, конечно, мог и ошибаться, но больше всего это походило на то, как если бы умелый стрелок в две секунды аккуратно выпустил три пули именно туда, куда намеревался с самого начала. Как рассчитывал, так и влепил. Слишком уж идеальна воображаемая линия, слишком уж регулярны промежутки.

Значит, и в самом деле предупреждение? Но касаемо чего?

Так уж удачно сложилось, что ни у Пашки, ни у Кати не было привычки уделять поутру время местным новостям. А посему за завтраком телевизор в столовой безмолвствовал, чему Петр был втихомолку рад: чем позже она узнает о веселухе возле фирмы, тем лучше. В вечерние теленовости сенсация пока что не попала: и силовички намекали, что приглушат, и Земцов собирался какие-то шаги в этом направлении предпринять. Никто нынче не может держать на коротком поводке всю прессу миллионного города, все телеканалы, в конце концов что-то такое проскочит – но уже сглаженно, скороговоркой…

Дождавшись, когда Катя, чмокнув его в щеку, исчезла за дверью в сопровождении шофера – нового какого-то, не Митьки, – Петр, игнорируя многозначительно-блядские взгляды Марианны, быстренько прошел в кабинет, выгреб из сейфа нужные снимки и без колебаний направился к Наде. Постучал приличия ради, она сразу же открыла дверь. За ее спиной на экране плавно вращалась какая-то сложная геометрическая фигура, синяя на черном фоне.

Петр, довольно невежливо потеснив девчонку с дороги – она не торопилась его впускать, а в коридоре шмыгала Марианна, – вошел, плотно прикрыл за собой дверь, протянул конверт:

– Держи. И негативы. Все, что было. И давай договоримся, что забудем на веки вечные, лады?

Надя взвесила в руке конверт, встряхнула пленку другой рукой, разворачивая, окинула беглым взглядом. На ее личике явственно изобразилось холодное разочарование. Петра это неприятно задело – он не собирался упиваться своим благородством, но в душе все же ожидал простого человеческого «спасибо». Или она настолько уж Пашку возненавидела? Ох, трудно упрекать…

– Что-то не так? – спросил он негромко. – По-моему, все…

– А кассета?

Он неловко переступил с ноги на ногу – вот так, еще и кассета. Но ничего подобного ни в сейфе, ни в кабинете не отыскалось…

– Какая? Видео? Аудио?

Надя посмотрела на него с недоверием, да что там, с легкой брезгливостью:

– Опять головушка подводит? Так это следует понимать?

Петр понимал, что достучаться до нее не удастся, но все-таки рискнул:

– Можешь ты, бисова дитына, раз в жизни поверить честному слову?

– Твоему?

– Моему.

– Трудненько, – призналась Надя, глядя с вызовом.

– А ты попробуй. Что за кассета, как выглядит? Где она была, когда ты ее видела в последний раз?

«Безнадежно», – подумал он с тоской. Девчонка кривила пухлые губки в иронической усмешке. Ни единому слову не верила, паршивка…

– Слушай, черт с тобой, – сказала она устало, безнадежно. – Ну, верить твоим обещаниям нельзя, ясно было… Давай все переведем в плоскость банальной коммерческой сделки. Неси кассету, четко обрисуй, что тебе на этот раз сделать… Согласен?

Он яростно выдохнул сквозь зубы, старательно борясь со злостью – и на себя, и на нее, и на Пашку. Почти что умоляюще сказал:

– Пойми ты…

– А это всегда пожалуйста, – усмехнулась девчонка, – понимаю, как всегда. Душа у тебя нежная, как цветок, изобретательных фантазий требует. Чего же тут не понять…