пошлют идиота с волыной».

– Вы о ком-то вспомнили или просто замкнулись в себе? – мягко спросила Даша.

– Замкнулся, миль пардон, – сухо ответил Петр.

В конце-то концов что он знает о Пашкиных свершениях на амурном фронте? Ручаться можно, далеко не все. Да что там, у той же Жанны вполне может оказаться кавалер-сопляк, воспылавший праведной ревностью… Машину угнать и сопляк может, пистолет раздобыть – без особых проблем, двадцать первый век на дворе.

– Нет, – сказал он. – Ни в чем, что касается моей личной жизни, я не могу усмотреть следочка…

– А разве вы все помните? Вы же в прошлую нашу беседу недвусмысленно ссылались на провалы памяти?

– Помнится, мы и этот аспект обговаривали, – сказал Петр. – Если что-то выпало из памяти – естественно, я не могу этого вспомнить.

– Но тем не менее вы говорите так уверенно…

– Знаете, я все-таки перенервничал, – ответил он, – не каждый день палят в упор… Вообще насчет провалов в памяти вам бы следовало поговорить с моим врачом…

– Боюсь, не получится. Не верю я в спиритизм…

– Простите?

– А вы не знали? – удивилась Даша. – Нет, серьезно? Позавчера убили вашего доктора, Шебеко Николая Петровича. Банальнейшая по нынешним временам история: возвращался домой за полночь и, должно быть, привлек внимание обкурившейся шпаны. Двинули чем-то тяжелым по затылку, из карманов все выгребли, часы и куртку сняли… Могу признаться по секрету, что дело глухое. Как у нас выражаются, висяк.

– Надо же, – сказал Петр с искренним сожалением, – хороший был врач, толковый…

– Значит, и в том, что касается личной жизни, вы не можете отыскать ничего… намекающего?

– Уж простите, нет.

– Павел Иванович, я произнесу несколько самых заигранных банальностей, но эти самые банальности тем не менее не стали от частого употребления чем-то глупым, неправильным… Мы будем искать. И не только мы. Вы – заметный в области человек, начальство и не только наше, будет вполне искренне стучать кулаком по столу… Но как прикажете работать, если вы упорно отказываетесь дать хоть малейший след?

– Я не вижу никаких следов. Не могу усмотреть.

– Павел Иванович… – с мягкой, дипломатиче-ской укоризной поморщилась она. – Мы же взрослые люди. Вы не школьник, да и я не институтка. Такое не случается с бухты-барахты. Сидел себе человек, маялся бездельем и скукой, и вдруг стукнуло ему в голову: что же я, дурак, баклуши бью? А возьму-ка боевой пистолет, поеду да стрельну в бизнесмена… А вот, кстати, какой-то весь из себя прикинутый новый русский из своего роскошного офиса спускается, с него и начнем… Т а к не бывает, Павел Иванович. У нашего стрелка должен быть повод, причина, цель, мотив. Побуждения, потребность… продолжите дальше список, если угодно. Должны быть о с н о в а н и я. Веские и серьезные.

– Вы же сами говорили, что он может оказаться психом.

– Может, – согласилась Даша. – Но опять-таки, почему он начал именно с вас? Почему стрелял именно в вас? Ни с кем другим похожего в последнее время не случалось.

– Простите великодушно, но я был с вами откровенным, – сказал Петр, впервые с намеком глянув на часы, – рассказал все, что знал, и больше мне рассказать нечего… мне что, нужно где-нибудь расписаться?

– Да, здесь… и здесь. А здесь напишите: «С моих слов записано верно». Прочитайте хорошенько, если вам покажется, что я упустила что-то для вас важное, вы имеете право это вписать…

– Нет, благодарствуйте, – сказал Петр, пробежав три листка, исписанных небрежным почерком человека, каждодневно имеющего дело с заполнением множества бумаг, – ничего вы не упустили…

Она уложила листки в папку, задернула «молнию», встала и с хорошо разыгранным безразличием произнесла:

– Благодарю вас, Павел Иванович. О любых подвижках я вам тут же сообщу…

Выйдя вслед за ней в приемную, Петр обрадовался, увидев рядом с сидевшим в уголке Земцовым Косарева. Поманил его:

– Фомич, зайди. Андропыч, а ты обожди минутку…

Отведя зама под локоток подальше от двери, Петр шепотом спросил:

– Где он?

– Кто? – невинно глянул Фомич. – А-а, вы имеете в виду… Я вас умоляю, потерпите пару дней, о н еще не вернулся из столицы.

– Я боюсь в чем-то напортачить, – признался Петр все тем же шепотом. – Сами видите, какой оборот принимают дела…

– Не беспокойтесь, голубчик, – прошептал лысый прохиндей, глядя, по своему обыкновению, просветленным взором невинного дитяти, – ничего вы не напортачите, зря волнуетесь. История, согласен, волнительная, но, я вас умоляю, не дергайтесь. Все наладится.

– Кто это, как вы думаете?

– Представления не имею, Павел Иванович. Может, и в самом деле какой-нибудь шизофреник? Их в нынешние вольные времена нельзя, понимаете ли, запереть в больничке, пока они сами не соизволят разрешить. Вот и бродят… Я вам могу сказать одно: о н не может быть замешан ни в чем… э-э, дурно