почтительнее…

– Так то с боссом, – протянула она вдруг медленно, многозначительно глядя ему в глаза и улыбаясь отнюдь не холодно, – с нормальным, человеческим лукавством. – Так то с боссом, дражайший господин Иванович…

– Вы это что? – спросил он с видимой растерянностью.

Однако в душе ликовал: а зверь бежит и прямо на ловца! Все правильно просчитал…

– Я? – она улыбалась. – Дорогой Павел Иванович, так уж сложились некоторые обстоятельства, что в тайну, кроме Фомича, оказалась посвященной еще одна особа… Вам необходимо все растолковывать? Или так поймете? Вы, по моим оценкам, далеко не дурак… Не хочется надолго затягивать эти шпионские игры – пароль, отзыв, славянский шкаф… Лучше позвоните по известному вам номеру человеку, вынужденному некоторое время провести в бинтах, и попросите его одобрения…

– И позвоню, – сварливо сказал Петр. – А говорил, никто не знает… – Он взял мобильник, набрал номер, поговорил с минуту, употребляя обтекаемые формулировки, как и Пашка на том конце. Отложил телефон, осклабился: – Ваша правда, меня только что заверили: вам можно всецело доверять…

– Приятно слышать. Итак, вам следует подписать вот здесь, во всех трех экземплярах, и здесь, в двух…

– Минуточку, – проворчал он, взял бумаги и бегло пробежал.

Как и следовало ожидать, в них запутанными юридическими формулировками излагалась не столь уж и запутанная мысль: некий уполномоченный кипрский банк, возглавляемый господином Костасом Василидисом, брал на себя обязательства служить посредником на первом этапе движения инвестиций из зарубежья в Шантарск. Бумаги уже были подписаны данным греческоподданным.

Раньше у Петра были только подозрения, а ныне они превратились в твердое убеждение. Подпись г-на Василидиса, уже виденная им на договоре о покупке картин Панкратова, ежели рассмотреть вдумчиво, крайне напоминала некий вариант Пашкиной подписи. Это и понятно: трудновато выдумывать совершенно новую подпись и привыкать к ней, проще и удобнее воспользоваться вариантом своей старой. Лишь бы была соответству-

ющим образом признана…

Значит, Василидис – это все-таки Пашка. Что ж, не столь уж умопомрачительные суммы потребны, чтобы совершенно законно и легально заполучить греческое гражданство. Вполне может оказаться, что Пашкин греческий паспорт самый что ни на есть настоящий. А про запас, возможно, отыщется еще какой- нибудь, уже не имеющий отношения к родине Гомера. Но это уже несущественные детали…

– Итак? – вопросительно подняла она брови, держа наготове краснеющий «Паркер».

– Минутку… – пробормотал Петр.

«А, собственно, что мне с вами церемониться, если вы готовы меня спровадить на тот свет, не испытывая ни малейшего сожаления?»

Он налил себе полбокала, выпил, классически передернувшись. Нажал кнопку, блокировавшую замок. Чуть пошатнувшись, выбрался из-за стола, подошел к Фее, склонился над ней:

– Значит, подписать?

– Вот именно, – кивнула она, не выказывая пока что ни малейшей тревоги. – У вас чистые руки? Бумаги крайне серьезные, не годится их пачкать…

– Руки чистые, – сказал он, демонстрируя ладони, – а вот помыслы – не столь…

– Что вы имеете в виду?

– Не вынуждайте меня отвечать фразой из пошлого анекдота… – Петр непринужденно положил ей руку на плечо.

Она так и вскинулась, вскочила:

– Что вы себе…

– Иришка, помолчи, – Петр забрал у нее, остолбеневшей на миг, все документы, отошел на шаг, демонстративно помахивая ими в воздухе. – Дверь заперта, никто не ввалится… – Он слегка пошатнулся. – Скажу тебе по совести: ты чертовски аппетитная телочка, а я – нормальный мужик, не гей какой-нибудь… – Отложив бумаги в дальний угол стола, подошел к ней вплотную и с расстановочкой взял за плечи, комкая легкий дорогущий пиджак. – Тебе объяснять, что ты должна делать, или сама поймешь? Раздевайся, кошечка…

Вот тут она вскинулась, словно какая-нибудь спесивая английская герцогиня, услышавшая непристойное предложение от своего кучера или, того хуже, грязного лондонского бродяги. Попыталась высвободиться, а когда не удалось, сверкнула глазами:

– Убери руки, ты!

Петр убрал одну руку, правую – но исключительно для того, чтобы переместить ее на талию, совсем уж недвусмысленно прижал красавицу к себе и прошептал в розовое ушко, украшенное небольшой золотой сережкой с крупным бриллиантом:

– Ирочка, не дури. Каждый в нашем мире хочет урвать свой кусочек счастья, неужели непонятно? Если уж мне и выпало изображать дрессированную обезьяну, постараюсь урвать свою выгоду, где только можно. Очень уж много вам перепадает, и слишком мало – мне. Я на большие миллионы не претендую, но если ты меня прямо сейчас не побалуешь, я твоими документами задницу подотру… Не веришь?

– Пусти, – тихо сказала она, напряженно застыв в его наглых объятиях, – о н тебе голову оторвет.

– Да ну, обойдется, – заявил Петр с уверенностью пьяного, коему море по колено. – Договоримся по- родственному. Что ему важнее – куча зеленых миллиончиков или то, что его лялькой разочек попользовались? Пад-думаешь… Ты сама разденешься или тебе помочь? Я вообще-то люблю помогать на последнем этапе… Ириша, не дури. Хрен подпишу вашу бухгалтерию, если будешь ломаться… Сама подумай, что ему важнее?