него оборачивались.
В утро 12 июня, проверяя кассу, он нашёл вместо одиннадцати червонцев одиннадцать страниц маленького формата из «Заколдованного места» Гоголя. Мы не берёмся описывать ни лицо буфетчика, ни его жесты, ни слова. Он к полудню закрыл буфет, облачился в жёлтое летнее пальто, художническую шляпу и, несмотря на жару, в калоши и, вздохами оглашая окрестности, отправился на Садовую. У подъезда Варьете он продрался сквозь толпу, причём вздохнул многозначительно.
Через пять минут он уже звонил в третьем этаже. Открыл ему маленький человечишко в чёрном берете. Беспрепятственно буфетчика пропустили в переднюю. Он снял калошки, аккуратно поставил их у стоечки, пальтишко снял и так вздохнул, что человечишко обернулся, но куда-то исчез.
– Мессир, к вам явился человек.
– Впустите, – послышался низкий голос.
Буфетчик вошёл и раскланялся, удивление его было так сильно, что на мгновение он забыл про одиннадцать червонцев.
Вторая венецианская комната странно обставлена. Какие-то ковры всюду, много ковров. Но стояла какая-то подставка, а на ней совершенно ясно и определённо золотая на ножке чаша для святых даров.
«На аукционе купил. Ай, что делается!» – успел подумать буфетчик и тут же увидал кота с бирюзовыми глазами, сидящего на другой подставке.
Впрочем, от мысли о вони буфетчика тотчас отвлекло созерцание хозяина квартиры. Хозяин этот раскинулся на каком-то возвышении, одетом в золотую парчу,
«Батюшки, неужели же и это с аукциона продали?»
На хозяине было что-то, что буфетчик принял за халат и что на самом деле оказалось католической сутаной, а на ногах чёрт знает что. Не то чёрные подштанники, не то трико. Всё это, впрочем, буфетчик рассмотрел плохо. Зато лицо хозяина разглядел. Верхняя губа выбрита до синевы, а борода торчит клином. Глаза буфетчику показались необыкновенно злыми, а рост хозяина, раскинувшегося на этом… ну, Бог знает на чём, неимоверным.
«Внушительный мужчина, а рожа кривая», – отметил буфетчик.
– Да-с? – басом сказал хозяин, прищуриваясь на вошедшего.
– Я, – поморгав, ответил буфетчик, – изволите ли видеть, содержатель-владелец буфета из Варьете.
– Не подумаю даже! – ответил хозяин.
Буфетчик заморгал, удивившись.
– Я, – продолжал хозяин, – проходил мимо вашего буфета, почтеннейший,
…Бегемот!
На зов из чёрной пасти камина вылез чёрный кот на толстых, словно дутых лапах и вопросительно остановился.
«Дрессированный, – подумал буфетчик, – лапы до чего гадкие!»
– Ты у канцлера был? – спросил Воланд. Буфетчик вытаращил глаза.
Кот молчал.
– Когда же он успеет? – послышался хриплый сифилитический голос из-за двери, – ведь это не ближний свет! Сейчас пошлю.
– Ну а в Наркомпросе?
– В Наркомпрос я Бонифация ещё позавчера посылал, – пояснил всё тот же голос.
– Ну?
– Потеха!
– Ага, ну ладно. Брысь! (Кот исчез в камине.) Итак, продолжайте, вы славно рассказываете. Так… Якобы деньги?.. Дальше-с…
Но буфетчик не сразу обрёл дар дальнейших рассказов. Черненькое что-то стукнуло ему в душу, и он насторожёнными слезящимися глазками проводил Бегемота в камин.
– А они, стало быть, ко мне в буфет и давай их менять!
– О! Жадные твари! Но, позвольте, вы-то видели, что вам дают?
– То-то, что деньги совершенно как настоящие.
– Так что же вас беспокоит? Если они совершенно как настоящие…
– То-то, что сегодня, глядь, ан вместо червонцев резаная бумага.
– Ах, сволочь-народ в Москве! Но, однако ж, чего вы хотите от меня?
– Вы должны уплатить…
– Уплатить?!
– О таких фокусах администрацию надлежит уведомлять. Помилуйте, на 110 рублей подковали буфет.
– Я не хочу вам платить. Это скучно, платить.
– Тогда вынужден я буду в суд заявить, – твёрдо сказал буфетчик.
– Как в суд! Рассказывают, у вас суд классовый?
– Классовый, уж будьте спокойны.
– Не погубите сироту, – сказал плаксиво Воланд и вдруг стал на колени.
«Полоумный или издевается», – подумал буфетчик.
– Лучше я вам уплачу, чем в суд идти. Засудят меня, ох засудят, как пить дадут, – сказал Воланд. – Пожалуйте бумагу, я вам обменяю.
Буфетчик полез в карман, вынул свёрток, развернул его и ошалел.
– Ну-с, – нетерпеливо сказал хозяин.
– Червонцы!! – шёпотом вскричал буфетчик.
Воланд сделался грозен.
– Послушайте, буфетчик! Вы мне голову пришли морочить или пьяны?
– Что же это такое делается? – залепетал буфетчик.
– Делается то, что у вас от жадности в глазах мутится, – пояснил Воланд, вдруг смягчаясь. – Любите деньги, плут, сознайтесь? У вас, наверное, порядочно припрятано, э? Тысчонки сто тридцать четыре, я полагаю, э?
Буфетчик дрогнул, потому что, ляпнув наобум, по-видимому, цифру, Воланд угадал до последней копейки – именно в сумме 134 тысяч выражались сбережения буфетчика.
– Это никого не касается, – забормотал буфетчик, совершенно поражённый.
– Мне только одно непонятно, – продолжал артист Воланд, – куда вы их денете? Вы помрёте скоро, через год, в гроб вы их не запихнёте, да они в гробу вам и не нужны…
– Попрошу вас не касаться моей смерти, – тихо ответил буфетчик и побледнел, и стал озираться. Ему сделалось страшно, отчего – он сам не знал.
– Я пойду, – добавил он, вращая глазами.
– Куда же вы так спешите? – любезно осведомился хозяин. – Останьтесь с нами, посидите, выпьемте. Бонифаций превосходно приготовляет напиток. Отведайте, э?
– Благодарствуйте, я не пью, – просипел буфетчик и стал пятиться.
– Куда ж вы? – спросил вдруг сзади кто-то, и вынырнула рожа. Один глаз вытек, нос провалился. Одета была рожа в короткий камзольчик, а ноги у неё разноцветные, в полосах, и башмаки острые. На голове росли рыжие волосы кустами, а брови были чёрного цвета, и клыки росли куда попало. Тихий звон сопровождал появление рожи, и немудрёно: рукава рожи, равно как и подол камзола, были обшиты бубенчиками. Кроме того, горб. То есть не то что выпивать с этой рожей…