Почти вывихнув руку, он дернул девушку в сторону. С оглушающим звоном коса воткнулась в то место, где секунду назад лежала Фея. Гулко вибрируя, полотно на мгновение застыло в воздухе. Почти вертикально над Ивановской площадью. Потом коса тяжело взмыла вверх. Когда, набирая скорость, она вновь стала обрушиваться на землю, Фея и Витек уже бежали к проему в кремлевской стене, образовавшемуся в результате «сенокоса». Желающих остановить их не оказалось.

На Красной площади сотни людей с выпученными глазами метались в разные стороны. Несколько спокойных «счастливчиков» снимали происходящее на видеокамеры. Затеряться среди паникующей толпы не составляло труда.

Отдышались только на Софийской набережной:

– Да-а… Сегодняшние новости побьют все рейтинги популярности. Куда там финалу чемпионата мира по футболу!..

Они пошли вдоль Москвы-реки.

– Хорошо, что ты не воспользовалась серпом и молотом, – заметил Витек. – Видимо, ностальгия по прежним временам у тебя не так уж и сильна. Этими предметами культа ты бы вмиг кремлевский вертеп перепахала…

– Ты что-то свистел по поводу Кораблева? – перебила Фея.

– Свистел, – подтвердил Витек.

– Вижу, ты хорошо осведомлен о делах моих скорбных. Всегда подозревала – гэбуха вербует агентов прямо из детского садика… Чем я тебе приглянулась, помимо того, что неисчерпаема, как программа «Windows»?

Витек не ответил. Машины тревожно гудели, словно протестуя против периодического исчезновения хозяев из их салонов. Люди, став сегодня похожими на мыльные пузыри, отбрасывали отблеск непрочности и неустойчивости на окружающие вещи – движимость и недвижимость мира сего, обреченную стать безхозной.

– У меня для тебя две новости – плохая и очень плохая, – сообщил Витек, когда они обсудили повсеместное исчезновение населения. – В наших мирах истинны только чувства. Только чувства ценны. Только они имеют силу. Только ради них создавалась жизнь. Только из-за них происходит смерть. Ты не исчезла потому, что лишилась способности чувствовать.

– Так вот откуда ощущение новизны. Словно супрадин кофеем запивала… А очень плохая?

– Нет чувств – нет личности – нет смерти. Простая комбинация. Твоя душа снова чистый лист. Все, что ты пережила, просто набор сведений у тебя в голове. Просто память.

– Это и называется второе рождение. Кто же меня так ювелирно выхолостил?

– Я. – Витек сделал такое лицо, словно только что подписал Беловежские соглашения. – Я что-то вроде пупа Земли в этих широтах. Плоть от плоти мира иллюзий.

– Спасибо тебе, Витек.

– Ты все еще хочешь найти Кораблева?

– Ага. Поверь, я смогу убедить себя любить его.

Фея ошибалась.

Владимир Мартынов: «Тема из к/ф „Холодное лето 53-го“ (финал)»

– Законы, ранее действующие только на умерших, распространились на всех людей. – Костя Шаман по- прежнему улыбался; ничто не могло изменить его благодушного настроения. – Теперь каждый может использовать невостребованную энергию ушедших и культивировать собственные чувства и иллюзии. Выхлопа энергии вполне достаточно, чтобы мертвецы, прозябавшие здесь, вновь ощутили себя живыми. Живые – могущественными и бессмертными…

Алкогольно-мозговой штурм помогал компании слагать новые версии происходящего.

– М-да… Теперь я еще больше переживаю за человечество. – Кратер скрутил голову третьей бутылке. – При нашей прямолинейной фантазии такой фэн-шуй устроим – «Икее» и не снилось!..

– И исчезнем? – После трехсот граммов водки Сане не казалось, что они говорят о чем-то абсурдном. Он ерзал на стуле, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться в Коломенское – искать Фею.

– Конечно, кто увлечется, кого заклинит на одних и тех же чувствах, быстро растворится в себе. Сам себя перевар… ит! – Шаман икал от смеха. – Рано или поздно останутся только те, кто сохранит богатство эмоций, ощущений, воображения и не уткнется в одно скользкое, несозидательное переживание…

– Откуда ты… все это… лепишь? – заплетающимся языком спросил Кратер.

Голова Кости кивала, выражая готовность и радость любому вопросу:

– Я типа ходок. Танатонавт! – сказал он и заржал. – Я бывал и здесь. И в зазеркалье…

К тому моменту как по телевизору рассказали о том, что в стране введено чрезвычайное положение, великолепная тройка решила не соглашаться с планом Господа Бога зачистить Вселенную, ошибочно созданную из-за крайне щепетильного отношения к смерти.

– Ты можешь объяснить, зачем нам спасать всю эту клоаку? – обращаясь к Кораблеву, поначалу пытался спорить Шаман. – Для того чтобы в каком-нибудь другом умозрительном мире стало сложнее распоряжаться жизнью?

Саня пожал плечами:

– Наверное, потому, что иначе мы не можем. Хотим жить, засранцы.

– Кто ты такой? – переходил на высокие ноты Шаман. – Ты призрак! Тебе великодушно даровали паузу перед исчезновением. Теперь решили отнять. Как райский сад чуть ранее. Недостоин? Проваливай! Ты не волен ничего решать. Этот мир исчезнет максимум через полгода! У тебя есть хоть один аргумент, чтобы воевать с роком, неизбежностью и волей Божьей?

– Есть. – Саня материализовал в руке миниатюрный глобус размером чуть больше страусиного яйца. – И звучит он по-прежнему. Аз есть!

– Когда ты умер – самое время перестраивать мир, не поддавшийся тебе живому, – предложил слоган Кратер.

– Возможно, это и есть круги ада для каждого умершего. Пытаться изменить то, что нельзя изменить.

Покачиваясь, выползли на балкон, уткнулись взглядом в «скорую», удачно припарковавшуюся между «ракушками». Внутри, наверное, горит свет, работает радио и вновь звучат слова «окуклиться», «во, загон!», «вытри мне слезы».

– Неудобно, что мы их так плохо покормили, – сказал Кратер. Полчаса назад он отнес медсестре Оле и водителю Толику результаты очередного сеанса материализации – восемь сосисок, бутылку ряженки и ломоть пышущего жаром ржаного хлеба.

Кораблев не ответил. Он собирался линять из этого притона на поиски Феи. Кратер угадал мысли:

– Слушай, ты правда ищешь свою девчонку или уже только воспоминание о ней?

– Я ищу себя, оставшегося вместе с ней, – серьезно ответил Саня.

– Ты таскаешь с собой ауру обреченной влюбленности. Сколько ты был с ней знаком? Девять с половиной недель?

– Пятнадцать дней.

– Ну и что? Как это было? – Кратер аккуратно затушил окурок, завернул его в бумажный платок, убрал в карман брюк.

– Волшебно. Могли часами лежать, обняв друг друга, и молчать. – Кораблев рассказал первое, что ему вспомнилось.

Помолчали, переваривая свои хаотичные пьяные мысли.

Если бы не повисшая над городом темнота, можно было заметить, как болезненно хмурится лоб и щурятся глаза Кратера. Словно ожидая удара. Наверное, он даже покраснел под своей неопрятной трехдневной щетиной:

– Как думаешь, попробовать с этой девушкой? Олей? Есть шансы?

Кораблев посмотрел на него как на сумасшедшего:

– Рехнулся? Ей и шестнадцати нет!