начальнику метеослужбы аэродрома, и попросили Демьяна сохранить жизнь обер-фельдфебелю. Возможно, услуги его еще понадобятся.

Совершенно неожиданно Андрею удалось познакомиться с Пейпером. Как-то ночью в бильярдной один из игроков вышел из строя, проще говоря, почувствовал себя плохо. И уж кому-кому, как не маркеру, следовало проявить заботу о своем посетителе! Андрей водворил внезапно заболевшего в свою каморку, уложил на койку и попытался оказать первую помощь. Больной выразил благодарность, но сказал, что ему никто не сможет помочь. Ему нужен покой. У него закупорка вен на ноге. Тромбофлебит. И страдает им давненько.

Предлагали операцию, но он уверен, что операция ничего не даст. В Германии, правда, он знает одного специалиста, тот лечил его вливаниями. И помогало.

Но можно ли сейчас думать о лечении?

Больной назвал себя Пейпером. Назвал после того, как Андрей пообещал ему найти в городе специалиста, который сможет облегчить его страдания. Энск – небольшой город, когда-то уездный, но в нем жили хорошие врачи, бог даст, один из них уцелел. Пейпер был тронут вниманием маркера. Заверил, что не останется в долгу. Теперь Андрей должен был направить Пейпера к Аристократу.

Нашу беседу прервал Геннадий. Он вошел злой, бросил на стол расшифрованную радиограмму и изрек:

– Попробуйте понять, что это значит?

Андрей взял листок бумаги и прочел вслух:

Солдатом, как известно, был Геннадий. Перебежчиком – Андрей, а под кличкой Запасный скрывался Решетов.

– А чего здесь непонятного? – осведомился я.

– Выходит, мы и рассуждать не имеем права? – вопросом ответил Геннадий.

– Почему? Имеем, – сказал Андрей. – Но только не надо эти рассуждения помещать в радиограммы.

– Никогда никому не угодишь, – буркнул недовольно Геннадий и стал сжигать листки с текстом.

– Чего ты в пузырь лезешь? – спросил Андрей. – Ведь Запасный давал нам ясные направляющие указания. Его требования четки и лаконичны: добывать факты, проверять степень их достоверности, находить взаимосвязь. А оценивать и систематизировать – дело не наше.

Геннадий махнул рукой:

– Ладно! Сейчас не до этого… Позавчера у меня был связной Демьяна, – он понизил голос. – Провалилась группа Урала.

В комнате стало тихо, как в склепе. Казалось, дыхание смерти коснулось каждого из нас. Только ходики на стене своим мерным тиканьем нарушали тишину.

– Сначала схватили связного Крайнего, потом шестерых ребят, затем еще троих, наконец самого Урала. Двое оказали сопротивление и были убиты.

Четверо уцелевших бежали из города и добрались до Демьяна.

Никто из нас не видел в лицо ни Урала, ни ребят из его группы. Но все, что следовало знать о них, мы знали, как знали все и о других подпольщиках.

Группа Урала составляла ядро. На ней лежала вся тяжесть боевой работы, а теперь Урал и его ребята в тюрьме.

Вот она, новая беда. По нашим расчетам, самое страшное уже миновало, а выходит, только начинается. Теперь подполье уменьшилось на одну треть.

Когда долго идешь незнакомым лесом, начинает казаться, что вот-вот деревья расступятся и ты выйдешь на простор, а лес становится все гуще и гуще, и нет никакого просвета. Так было со мной в финских лесах. Об этом я подумал сейчас. Просвет обозначился, по нас настиг новый удар.

Мы долго молчали, подавленные случившимся Удивление и соболезнования были неуместны. Молчание нарушил Геннадий. В итоге какого-то непостижимого для нас хода мысли изрек:

– Все мы смертны… Человек рождается независимо от его воли и желания и умирает – тоже. Родится он в крови и в крови умирает.

Я и Андрей недоуменно переглянулись. Что это значит? Как понимать?

– Надо уметь не только одерживать победы, но и переносить поражения, – продолжал Геннадий. – Поражения одних ослабляют, а других ожесточают, делают сильнее. Если подполью будет всегда сопутствовать успех, оно в конце концов станет дряблым, небоеспособным и не сможет вести борьбу.

Он говорил, как полководец перед солдатами. Он, конечно, где-то вычитал эти чужие слова и решил, что они пришлись к месту и ко времени. Но это было горькое заблуждение. Выспренние, напыщенные фразы оскорбляли нас и тех, кто сейчас терпел муки в гестаповских застенках.

– И все? – зло спросил Андрей.

Геннадий набычился.

– То есть?

– Заткнись со своим красноречием.

Геннадий изменился в лице, хотел что-то сказать, но Андрей предупредил его:

– Вместо того чтобы подумать о завтрашнем дне, ты коптишь нам мозги какой-то идиотской