звонят колокола, распевают монахи. Философу пора во дворец…
Лишь затем, чтобы понять — многое изменилось. Философ заходит в небольшую приемную и видит там княгиню Дашкову. Рядом с ней доктор Роджерсон озабоченно ломает пальцы.
— Она не в себе, — говорит Дашкова.
— Дело в оренбургском восстании, это из-за него она так расстроена, — бормочет Роджерсон.
Видимо, пока императрица отсутствовала или предавалась философским размышлениям, в провинции начались беспорядки.
— Это серьезно? — спрашивает наш герой.
— Стоит нам напасть на Турцию, донские казаки начинают бунтовать, — объясняет Дашкова.
— Правда? Я ведь почти не знаю Россию.
— Совсем не знаете, — говорит Дашкова, — иначе вы не стали бы верить людям, утверждающим, что Россия — все равно что Париж. Оренбург очень далеко отсюда, это место, населенное варварами. От этих безумцев в кафтанах мы не можем избавиться уже полстолетия.
— Избавиться, оставив за собой все их земли, — хмыкает Роджерсон. — Там не прекращаются кровопролития, и нравы самые жестокие.
— Это все Пугачев, тот император-самозванец? — предполагает наш герой.
— Он, кто же еще. Пугачев и его мятежные казаки рыщут повсюду. Разбойники режут и убивают всех, кого прикажет их предводитель. Его свита состоит из пьяниц и сумасшедших…
— К счастью, они далеко от нас, — говорит Роджерсон.
— Но с каждым днем все ближе, — добавляет Дашкова. — Теперь вы понимаете, почему она боится за свой трон.
— Она идет, — говорит Роджерсон.
— Я ухожу, — отвечает Дашкова.
И входит царица в генеральском мундире, а за ней по пятам — две гончие собаки. Она приветственно кивает по русскому обычаю — во все стороны.
— Входите, мсье Библиотекарь, — говорит она, — Возможно, вы слышали о наших неприятностях.
— Не время философствовать? — бормочет он.
— Я не теряю надежды, — отвечает она…
ОН: Как было там, в Царском Селе?
ОНА: Замечательно. Очень спокойно. Я каждый день каталась на санях. Жаль только, что вас не было. А вы хорошо провели это время?
ОН: Настолько хорошо, насколько возможно при моем невском недуге. Удивительно, как так получается: то, что попадает внутрь с такой легкостью, почему-то выходит с таким трудом?
ОНА: А помимо этого, чем вы занимались?
ОН: Позировал для двух бюстов и одного портрета. Изучал русский язык. И еще я написал одну изумительную вещь. Опровержение Гельвеция. Занимательная история про слугу и его господина…
ОНА: И кто же умнее — слуга или хозяин? Дайте подумать. Слуга. Я уверена, что вы ученик Бомарше.
ОН: Совсем наоборот, Ваше Величество.
ОНА: А знаете ли вы, что ко мне в Царское Село из Германии приезжали два немчика? Они мне все про вас рассказали. Рассказали, что все ваши писания — плагиат, вы просто списываете у более талантливых мыслителей. Нет ни одной полностью вашей идеи. И еще, оказывается, вы (чего сами теперь стыдитесь) — автор неприличного романа о женщине, которая могла говорить одним интимным и непристойным местом…
ОН: Вовсе не стыжусь, Ваше Величество. Буду счастлив, если императрица прочтет эту повесть.
ОНА: Они сказали, что вы зануда и трус, глупый педант, философ, который незнаком с математикой и ничего не может доказать. Они сказали, что вы даже не знаете, существует ли Бог, и только понапрасну всех смущаете…
ОН: В особенности Бога, я полагаю.
ОНА: Они сказали, что вы настоящий тиран, прикидывающийся свободолюбцем, а также человек, предпочитающий вымысел реальности. Каждый, кто внемлет вашим идеям, сказали они, попадет в ад…
ОН: Эти два немца, они представились моими друзьями?
ОНА: По-видимому, они с вами хорошо знакомы.
ОН: Вы, конечно, понимаете, кто они. Агенты Фридриха Прусского.
ОНА: Очевидно, мой германский кузен вас недолюбливает.
ОН: Куда бы я ни направился, он преследует меня своими клеветническими измышлениями. И понятно, чем я провинился: поехал не к его двору, а к вашему. Преклоняюсь не перед ним, а перед вами. За это он меня ненавидит, а я плачу ему той же монетой.
ОНА: Разве вам неизвестно, что ненавидеть монарха — государственное преступление?
ОН: Что ж, большинство подданных способны совершить его.
ОНА: И что в итоге? Они попадают под влияние монстров, подобных Пугачеву, который тысячами убивает верных мне людей.
ОН: Неразумный самозванец.
ОНА: Поверьте мне, это не редкость. Вот пожалуйста — в Ливорно, в Италии…
ОН: Тоже Петр Третий?
ОНА: Нет, она объявила себя дочерью царицы Елизаветы, моей предшественницы, и, соответственно, законной ее наследницей.
ОН: Неужели?
ОНА: Она называет себя княжной Таракановой, а также графиней Пимберг. Она утверждает, что при ней всегда шкатулка с материнским завещанием, которое и есть доказательство ее права на трон. А я — самозванка. Вы видели, что представляют собой царские опочивальни. Вы понимаете, возможно все. Представьте себе, что где-нибудь во флигеле подрастает маленький Дидро?
ОН: Что вы говорите…
ОНА: Нет-нет, это ложь. Ее история нелепа. Она говорит, что ее выкрали из России и отдали на воспитание персидскому шаху, который никогда о ней не слышал. Иногда вместо шаха упоминается Мустафа или монгольский хан.
ОН: Хитроумная мистификация.
ОНА: Авантюристка. Умненькая плутовка. Но сейчас она опасна: ее поддерживают поляки. И конечно, она усугубила положение, объявив Пугачева своим братом и подтвердив, что он и в самом деле Петр Третий…
ОН: Один узурпатор поддерживает другого? Не очень логично.
ОНА: Если вы соскучились по логике, советую в будущем избегать королевских дворов.
ОН: Что же случилось с княжной Таракановой?
ОНА: Я воспользуюсь одним выражением из собственной вашей книги, мсье Дидро.
ОН: Из моей?
ОНА: Именно. Устроила… как вы сказали?.. маленькую хитроумную мистификацию. С помощью моего старого друга Алексея Орлова.
ОН: Который помог вам уладить дело царя Петра?
ОНА: Послушайтесь моего совета — выкиньте это из головы. Орлов — мой лучший друг и один из
