педагогического совета, и вас, наверное, исключат из гимназии.
Блюма пошатнулась, как от удара. Закрыла глаза.
Но, может быть, вас еще не исключат…
Блюма с надеждой смотрит на Мопсю.
Если вы скажете правду… кто вас выпустил. Скажете?
Блюма (тихо). Нет… не скажу…
Мопся. Не скажете?
Блюма (закрыла лицо руками, дрожит всем телом и вдруг разражается плачем). Не скажу, не скажу… не скажу!
Входит Нянька.
Нянька (подошел, положил руку на Блюмину голову, обращается к Мопсе). Ладно уж… Не трожьте… Видите, как расквилили девчонку…
Мопся. Что такое? Вы с ума сошли, Грищук! Шапиро, я вас в последний раз спрашиваю…
Нянька. Не трожьте, говорю!.. (Подошел к Мопсе, нагнул голову.) Нате, рубите!
Мопся. Он пьян! Боже мой, он совершенно пьян…
Нянька. Рубите голову — я все сделал…
Мопся (Няньке). Вы? Вы отперли ночью дверь и она ушла?
Нянька. Не ушла — на руках я ее вынес… Пошел ночью в обход, а она в оммороке лежит под патретом… Я ее к себе в каморку снес. До утра с ней проканителился, думал, не очнется. Она и теперь, глядите, еле живая, ничего не понимает, вроде как мешком по голове вдаренная… (Подошел к Блюме, взял ее за руку.) Пойдем, сирота, пальтишку твою дам, домой побежишь… (Пошел с Блюмой, повернулся к Мопсе.) Все-то у вас тычком, все рывком… Разве ж можно? Без солнца-то и лед на реке не стронется… (Повел Блюму к выходу, но, услышав дальнейшее, остановился.)
Мопся (в бессильном бешенстве блуждает глазами по залу, по девочкам, вдруг что-то заметила). А это что такое? Вот это, на подоконнике? Нет, нет, не прячьте… Дайте сюда… Сию минуту дайте!
Катя подает.
(Читает.) «Незабудудки». Журнал для чтения. Номер первый». Обложка. А где же остальное? Посмотрите, Аверкиева.
Катя. Софья Васильевна, здесь больше ничего нет.
Мопся. Господи! Журнал «Незабудудки»… Журнал для чтения! Красными чернилами… Когда сам попечитель учебного округа только что… Ведь это же с ума сойти! С ума сойти! (Быстро уходит, унося обложку.)
После ее ухода секундное оцепенение.
Зина. Я говорила! Я говорила… Вот вам и журнал…
С улицы становится слышно заглушенное двойными рамами нестройное пение. В зал стремительно вбегают Хныкина и Шеремет с группой девочек и бросаются к окнам, лезут на подоконники. То же делают Маруся, Рая, Зина и другие.
Шеремет (с подоконника). Ух, сколько людей! Огромная толпа!
Хныкина. Какие оборванцы! Нищие какие-то…
Женя (подошла к Няньке и Блюме). Нянька, это те и есть, голодные, да?
Нянька. Не знаю, Ерошенька…
Блюма (все время как-то безучастно стоявшая рядом с Нянькой, оживилась, вслушивается). Я знаю, знаю!.. (Бежит к стоящей около царского портрета стремянке, оставленной после уборки, быстро взбирается на самый верх.)
Женя лезет за Блюмой. Нянька стоит около стремянки.
Маруся. Зина, видишь? Мальчишка впереди флаг несет.
Зина. Смешной какой! Фуражка большая, на глаза лезет.
Маруся. Окна проклятые!.. Не слыхать, что поют.
Шеремет (с восторгом). Папка-то мой, папка! Прямо на них поскакал!..
Хныкина. Осадил как шикарно!.. Что-то им говорит… Дуся твой папа!
Слышен сигнал горниста.
Женя. Нянька, это чего же трубят?
Нянька (тихо). Молчи, Женечка, сейчас, должно, стрелять будут…
Один за другим раздаются два оглушительных залпа. Среди девочек испуганные вскрики, кто-то заплакал.
Блюма (стоя на самом верху стремянки, протянув руки, с ужасом кричит). Ионя!.. Ионя!..
Занавес 
