музея в Виктории (Австралия) украдена коллекция бабочек, или что в 1973 году кто-то похитил слона из цирка в Швейцарии, или что в июне 1975 года стащили двух сов в Гейдельберге (Германия)? К декабрю 1982 года в Сен-Клу скопилось не менее 3 768 000 карточек на международных уголовников, перечисленных в алфавитном, фонетическом порядке и по способу работы. И при поступлении запроса на информацию все эти дела просматривались вручную!

Один служащий поделился со мной, как работают с фонетическим списком. Это длительный и трудоемкий процесс. «Возьмем букву «а». Скажем, пришло радиосообщение о ком-то, чье имя, возможно, начинается с буквы «а». Звук мы сразу точно не определили. Ну и что мы делаем? Обращаемся к нашему фонетическому перечню и просматриваем всех на букву «а». Попробуйте сами: конечно же, потребуется уйма времени! А потом оказывается, что это был какой-нибудь Хаас, Харт, Хатт и все остальное, чье имя может начинаться как на «h», так и на «а», в зависимости от национальности или произношения.

О второй стороне проблемы докладывал Комитет по внутренним делам в палате общин в июле 1990 года: «До 1984 года Генеральный секретариат отставал от многих стран-членов в полицейской технологии». В штаб-квартире не было не только рабочего компьютера, но и любого технически современного оборудования. Невероятно, но до сих пор во многих сообщениях использовался код Морзе. Да и во всем остальном упор делался на радио — а это не самый лучший в наши дни способ передачи: он подвержен перерывам и поломкам и зависит от погодных условий. Более того, как говорил мне Генеральный секретарь Андрэ Боссар, когда я впервые брал у него интервью в сентябре 1980 года, «с нами в Сен-Клу или со своими НЦБ связаны по радио только 65 государств — это лишь половина общего числа стран-участниц организации (в ней тогда состояло 127 стран)».

По словам американского журналиста Эдварда Коуна, «Интерпол как поставщик данных по некоторым отвратительнейшим личностям в мире, включая наркобаронов, террористов и международных беглецов, заснул на выключателе». Но дело в том, что и выключателя не было.

Надо сказать, что Андрэ Боссар, к сожалению, не обладал качествами, нужными главе Интерпола: он прилежно старался создавать впечатление уверенности, которой наверняка не ощущал. «Я всегда испытывал необходимость, — заявил он в интервью в сентябре 1980 года, — быть в курсе эволюции в криминогенной среде. Как офицеры полиции мы призваны следить за состоянием преступности, сражаться с ней, в каких бы формах она ни проявлялась. Всякая перемена в преступном мире должна находить отражение в наших методах борьбы с ней».

Великолепный пример галльской риторики. Но, несмотря на то, что на его письменном столе лежала трубка, ему далеко до Мегрэ. В действительности он был больше адвокатом, чем полицейским, к тому же слишком долго находился в тени Жана Непота. «Месье Боссар был весьма расчетливым человеком, — вспоминает Роберт ван Хов. — Но всегда колебался. Я просто описываю, что сам чувствовал. Похоже, у него единственная цель — спокойно дожить до своей отставки в 65 лет, вообще ничего не меняя. Пусть все идет, как шло до этого годами».

Оскорбительно? Возможно. Но сам Боссар в апреле 1991 года, беседуя со мной в парижской квартире, увешанной календарями Интерпола (ему уже стукнуло 65, и ныне он читает лекции по криминалистике в Чикагском университете), печально признает: «Я работал в Интерполе в переходный период. Когда я пришел туда в 1971 году, он был не такой уж большой организацией. Только что достроили корпус в Сен-Клу и подписали с Францией соглашение о штаб-квартире. Практически мы не имели привилегий, да и не считали, что в чем-либо особо нуждаемся. В Центре среди нас было большинство французов. Работало, правда, несколько инспекторов и полицейских из других стран.

Бюджет составлялся, как в лавке уличного торговца. Сначала месье Непот, а позже я прикидывали свои расходы на листке бумаги и подводили итог с помощью японского калькулятора. Точно как мой лавочник! Чего же проще!

Старались делать свою работу как можно лучше — и достигли определенных успехов. Но и спрос — как на информацию, так и по качеству работы и по затратам времени — был самым обычным. У нас оставалось время, чтобы жить, размышлять о делах, отдыхать…

Но с каждым днем требования возрастали. Прибавлялось количество стран. Нас стали обвинять в том, что дела идут слишком медленно».

Сам по себе приятный, любезный в общении, Боссар старался изо всех сил. Но осложнения начались, едва он приступил к работе. Первая атака была предпринята с неожиданной стороны — псевдоучеными. А случилось вот что. Еще в 1959 году штаб-квартира в Париже разослала синее извещение № 500/59А 3674 с просьбой организовать наблюдение за человеком по имени Марк Московиц, один из псевдонимов которого — «Леон Штейнберг». Пятнадцать лет спустя, в 1974 году, в ходе следствия, проведенного НЦБ, всплыл некий Леон Штейнберг. На запрос о более широкой информации Сен-Клу ответил, что, по его данным, возможно, это и есть тот самый Московиц, которого давным-давно ждет синее извещение. Штейнберг же доказал, представив свои отпечатки пальцев, что он не тот, кто разыскивается Интерполом. Действительно, его отпечатки пальцев не совпали с имевшимися в досье Московица. 15 сентября 1976 года Сен-Клу информировал все НЦБ, что произошла ошибка.

Но история на этом не закончилась. Псевдоученые раскопали дело Штейнберга и подали на Интерпол в Федеральный суд в Вашингтоне, требуя публичного извинения и возмещения ущерба. Споры тянулись до 1986 года, пока не были окончательно разрешены судом. Это породило серию других претензий к организации со стороны таких же псевдоученых. Злополучный Боссар, едва успев занять свое кресло, понял, что шаткое соглашение с Францией о штаб-квартире не дает Интерполу действительного юридического иммунитета международной организации и что на него лично, как и на любого другого чиновника, могут подать в суд. «Нас забросали телеграммами из многих стран, — вспоминает он, — в них говорилось, что наши коллеги получают повестки в суд и правовые претензии. Что с ними делать? Такое происходило повсеместно! Мы порекомендовали своим НЦБ обратиться за советом к местным юридическим органам. И тогда мы поняли, что нам самим надо подумать об этом! Мы решили найти адвоката.

Помнится, я позвонил Генеральному прокурору Франции (у вас это директор публичного обвинения) и рассказал ему, что произошло. Я попросил его дать список адвокатов, которые смогут вести наше дело надлежащим образом. Так я нанял первого адвоката для организации. Наша наивность привела к тому, что в юридическом отношении организация оказалась вообще незащищенной.

По совету адвоката осенью 1979 года секретарь Боссара договорилась с секретарем Андре Левина, недавно назначенного руководителем Отдела объединенных наций и международных организаций при Министерстве иностранных дел Франции о приезде ее патрона с просьбой об оказании ему помощи. Единственный выход из сложившихся юридических трудностей, по словам адвоката, состоял в том, чтобы подписать с Францией новое соглашение о штаб-квартире, по которому Интерпол получит полный статус и юридический иммунитет международной организации на французской территории, такой же, например, каким пользуется ЮНЕСКО, чья штаб-квартира была и остается в Париже.

Но французское правительство ответило: «Нет». Его вполне удовлетворяло положение, когда Интерпол, так сказать, находился у него в кармане. Надо отдать должное Боссару — он начал тогда тяжелые, длившиеся три года переговоры со своей собственной страной, чтобы добиться у нее полного международного статуса и юридического иммунитета Интерпола (а также освобождения от налогов руководителей различных структур). Это отнимало у него много времени и требовало огромного личного внимания. Наконец в ноябре 1982 года новое соглашение о штаб-квартире было подписано. И год спустя весьма неохотно ратифицировано французским парламентом. История закончилась лишь 14 февраля 1984 года, когда соглашение официально вступило в силу. Франция наконец-то освободила «дитя» Непота из-под своей опеки.

Не успел Боссар завершить переговоры по соглашению, как новые тучи юридической казуистики сгустились на горизонте Интерпола: последствия неадекватной защиты организации французским законодательством.

В мае 1980 года в Сен-Клу был установлен первый собственный компьютер Интерпола. Но еще до того, как Патрик Лерой, специалист по компьютерам, ныне шеф Службы компьютерной информации в Лионе, смог запустить его в дело, в штаб-квартиру Интерпола с официальным визитом прибыли представители французской полиции. «У вас есть компьютер, — заявили они удивленному Лерою. — Мы хотели бы ознакомиться со структурой ваших файлов и родом информации, которую они могут содержать».