После Аграпура торговый караван, вместе с которым ехали путешественники, претерпел существенные изменения. К путникам добавилось еще семеро купцов со своим грузом, верховыми животными, телегами и слугами; все они направлялись в Кхитай и Вендию. Возле переправы путешественникам предстояло расстаться с караваном, поскольку торговцы намеревались обойти море Вилайет по южному берегу, в то время как Масардери и ее свита собирались сесть на корабль и плыть до острова, где у Кэрхуна было имение.

Путешествие до самого берега моря Вилайет прошло для путников без особенных приключений — если не считать того, что встречи болтливых кузин с чернокожими слугами Масардери сделались регулярными: каждую ночь слышалось хихиканье из их палатки. Масардери никак не показывала Конану, что помнит проведенное с ним в постели время. Она держалась с киммерийцем приветливо и ласково, но без всякой интимности. Конан не настаивал на продолжении их отношений. В конце концов, ему слишком хорошо было известно, какая сила толкнула Масардери в его объятия, и пользоваться магией в любви он считал ниже своего достоинства. Если уж на то пошло, у Конана имелись собственные чары, данные ему богами.

Он знал, что нравится Масардери. Знал и то, что она признательна ему за молчание. Масардери принадлежала к числу женщин, которых смущали порывы необузданной страсти.

Кэрхун молча злился, а Арвистли тащился чуть в стороне от своего благодетеля и виновато моргал белесыми ресницами. Единственный человек, который обращался с Арвистли по-прежнему весело и с уважительным любопытством, был Мэн-Ся. Молодой кхитаец без конца расспрашивал Арвистли о разных заклинаниях, о людях, с которыми водил знакомство маг. Закончилось тем, что Арвистли взмолился:

— Ты вытаскиваешь из меня сведения клещами! Пощади, Мэн-Ся! Я уважаю твое стремление к знанию, но не приходило ли тебе на ум, что не всякое знание идет на пользу человеку? Умоляю тебя, ради всех богов и всей философии, которую ты чтишь; — не пытайся применять на практике то, о чем я тебе сообщил. Однажды человек изготовил зелье по моему рецепту — и дело закончилось смертью. Я до сих пор оплакиваю его… ее. Ту женщину. Конан знает. — Он вздохнул. — Мне не нужна на совести еще одна смерть.

— О, прости! — кхитаец сразу стал серьезным и поклонился. — Я был слишком назойлив, учитель Арвистли. Но кладезь твоей премудрости заинтересовал меня сверх всякой меры, а наша философия учит, что нельзя увлекаться ничем сверх меры.

— Весьма мудрая философия, — сказал Арвистли.

И весь остаток дня они говорили исключительно о женщинах и еде, так что к вечеру Арвистли развеселился и вел себя как ни в чем не бывало. Это бесило Кэрхуна; впрочем, тот помалкивал и ограничивался лишь злобными взглядами в сторону мага и его молодого собеседника.

Переправляться через узкий пролив было решено утром, и вскоре после рассвета Кэрхун пошел договариваться с перевозчиками.

По всему было очевидно, что здесь Кэрхуна очень хорошо знали и ценили как щедрого господина, которому часто требовался корабль, так что он быстро нашел нужного ему капитана. То был очень смуглый кривоногий туранец с огромным носом и крохотными черными глазками. Солнце и ветер выдубили кожу капитана, голос его сделался хриплым от привычки постоянно кричать, перекрикивая шум ветра и волн и гомон людских голосов.

Завидев Кэрхуна, он обрадовался и заорал во всю мочь:

— Никак господин Кэрхун! Какая радость-то! Моя «Королева Вилайет» всегда к вашим услугам!

С распростертыми объятиями он бросился к Кэрхуну, но в последний миг приостановился и начал низко кланяться.

Кэрхун молвил:

— Ты прав, старый друг, работа действительно есть. Я рад, что встретил тебя здесь и не придется нанимать какой-нибудь другой корабль.

— Другой корабль? — завопил капитан. — Чтоб мне сгореть и сдохнуть, если вам придется по какой-то причине нанимать другой корабль! Да поселятся в моих кишках сразу четыре ветра и да разорвут они меня на четыре зловонных куска!

— Полагаю, это было бы излишне, — засмеялся Кэрхун. — Теперь слушай внимательно.

Капитан выпрямился и всем своим видом изобразил глубочайшее внимание.

— Я путешествую с дамами, — проговорил Кэрхун важно. — Ты понимаешь? Не с обыкновенными девицами, — тут капитан понимающе подмигнул, ибо Кэрхуну не раз доводилось возить к себе на остров разного рода девиц в пестрых одеяниях, — а со знатными дамами. Особенно одна из этих дам мне дорога.

— О, — пророкотал капитан, — это мне понятно.

И он зажмурился, поместив на лице сладострастную ухмылку.

Кэрхун строго приказал:

— Вот таких улыбок на корабле не надо, иначе госпожа будет возмущена. Она — дама изысканного воспитания и очень хорошего происхождения. Настоящая аристократка, гирканка. Богатая. Я хочу жениться на ней. Никаких намеков на любовные связи, особенно с девицами веселого нрава! Ты понял?

— Разумеется.

— Никакого пьянства.

— Сутки как-нибудь продержимся.

— И не сквернословить.

Капитан стал мрачнее тучи, а затем заорал, приседая от натуги:

— Изо всех сил постараемся держать рог на замке, чтоб нам передохнуть от лихорадки и изойти в блевотине!

— Выразительно, — молвил Кэрхун. — Стало быть, ты хорошо все понял.

— Лучше не бывает.

Кэрхун отправился к своим спутникам сообщить приятную новость — корабль с громким названием «Королева Вилайет» готов принять на борт пассажиров и уже стоит под всеми парусами.

Немедленно началась погрузка. Провозились, впрочем, до полудня. Сперва долго затаскивали повозки, потом уговаривали лошадей. Кучу времени потратили на ослика, принадлежавшего Мэн-Ся. С осликом никто не мог совладать. Животное раздувало брюхо, упиралось копытами, кусалось и исторгало из