- Как же это - вроде, если не похоже? - засмеялся Боровский, беря Оленьку под руку. - Так не бывает.
- Бывает, - сказала Оленька, поднимая на Боровского глаза. - И вроде и не похоже, ну, как мы, например.
- Тонко, очень тонко! - сказал за их спинами бесшумно подошедший Красков. - Вы мыслитель, Оленька. Он в самом деле на черта не похож, а вроде черта!
Оленька и Боровский обернулись и рассмеялись.
- Верно! - сказала Оленька. - Удивительно верно. Но откуда вы взялись?
- Доставлял даму по назначению.
- Ну и как? Доставили в полной сохранности?
- К сожалению, да, в полной неприкосновенности.
- Что-то на тебя не похоже, чтобы в неприкосновенности, - усомнился Боровский.
- Увы! - вздохнул Красков. - И для героев есть невозможное. Варенька - сама добродетель.
- Она строгая, - сказала Оленька серьезно.
- До первого случая… - небрежно уронил Боровский и, остановясь, кивнул Краснову на стоящий в глубине пустыря четырехоконный домик: - Зайдем. Виски есть. Остаточки.
- Виски, - зевнул Красков. - Ну что ж, пожалуй, можно и виски.
- Я не пойду, - сказала Оленька, торопливо оправляя шубку. - Поздно. Надо спать.
- Брось! - остановил ее Боровский. - Отоспишься.
- Нет, нет! - запротестовала Оленька. - Надо домой, честное слово…
- Честное слово, не надо, - беспечно оборвал Боровский. - Ну, на минутку!
Он наклонился над Оленькиной рукой, небрежно чмокнул её и, отступив, потянул к себе. Оленька вяло пошла за ним, и все трое, перейдя пустырь, поднялись на крылечко дома.
Домик на Костромском, столь мирно выглядевший снаружи, был далеко не мирным изнутри.
Боровский вел жизнь беспорядочную и шумную. Почти каждый вечер собирались гости. Боровский встречал их - веселый, статный, гостеприимный. На нем были синие галифе и шелковая русская рубаха. С приходом гостей на столе появлялись бутылки с бренди, виски, ромом, банки с рыбными, мясными и ягодными консервами - всё, что привезли с собой из-за моря американцы и англичане. Боровский с большим воодушевлением опустошал и бутылки, и банки, но когда речь заходила об их поставщиках, становился кислым, а иной раз и буйным.
- Сволочи они! - говорил он, захмелев от забористого рома. - Сволочи и рожи сволочные, поросячьи!
- Но виски у них недурен, - примирительно замечал Терентий Федорович Бакеев, толстый пехотный капитан, пропуская стаканчик и вытирая ладонью рыжие обвислые усы.
- Водка лучше, - угрюмо возражал Боровский.
- Лучше! - согласился капитан, подцепив вилкой пикули. - Но за неимением гербовой пишем на простой, не так ли?
- Внимание! - стучал ножом по тарелке Красков. - Опыт сравнительной характеристики русской водки и английского виски, или русский офицер на политической арене.
- Русский офицер, - багровел Боровский. - Русскому офицеру они в лицо плюют! Наши генералы на побегушках у ихних лейтенантов.
Боровский ударял по столу крепким как железо кулаком.
- Душечка! - успокаивал его молодой подпоручик Ливанов. - Пренебреги! При чём здесь амбиция? Черт с ними! Нам бы большевиков расшлепать. В чём дело? А с этими мы сговоримся!
- Это уже, кажется, политика? - неспокойно ежился Терентий Федорович.
- Патриотизм! - поправлял Красков прищуриваясь. - Он патриот. Видите, русская рубашка нараспашку.
- Да, патриот! - скрипел зубами Боровский, успевший между двумя репликами хлебнуть полстакана презираемого им виски. - Мои деды этой землей владели. Шестнадцать тысяч десятин. Мои мужики весь их паршивый остров в два дня перепахали бы. Моя земля, моя! Не отдам её ни англичанам, ни американцам, ни большевикам!
- Не отдашь, значит? - с холодным наслаждением подзадоривал Красков, расположившись на диване, как в театральной ложе. - Не отдашь?
- Не отдам!
- Чудак человек, - снова принимался урезонивать Боровского юный подпоручик. - Они твоей земли не берут! Твоя, я знаю, под Ростовом, а тут Архангельск. Ну, отдадим им кусочек. Черт с ними! Пусть подавятся! Лучше часть потерять, чем всё. Они ж нам до зарезу нужны. Без них Совдепию нам не свалить. У нас с ними одни козыри! Плюнь на амбицию.
- Оставьте, Ливанов, - просил Красков. - Ради всех святых, оставьте. Вы всё дело испортите. Смотрите, как он хорош, проклятый.
