машину в ход?
- Человека надо достать, - сказал Черняк. - Индивидуя какого-нибудь из здешних, который с местностью знаком.
- А может, лавочку открыть? - предложил Маенков, показывая глазами на дверной замок. - Собачку сбить и поглядеть как и что.
- Подождем, - остановил Митя. - Поищем сперва мирных путей.
Он подошел к воротам, оглядел их и, повернувшись к Черняку, мигнул на ворота:
- А ну, Ефим, на разведку: Может, языка достанешь.
Черняк быстро подступил к воротам, тряхнул их плечом, потом ловкими обезьяньими движениями влез на забор и перемахнул во двор.
Митя и Маенков остались снаружи. Прошло с четверть часа, прежде чем они услышали, что кто-то подходит к воротам с внутренней стороны. Вслед за тем звякнул ключ и глухая калитка распахнулась. За ней стоял Черняк и древний старик в ещё более древнем бараньем тулупе, какие носят ночные сторожа.
- Убил медведя, - отрапортовал Черняк, указывая веселыми глазами на старика. - В подвале окопался, лапу сосал!
Старик испуганно покосился на матроса и, пропуская в калитку Митю и Маенкова, бочком отодвинулся в сторону.
- Есть другой вход в типографию? - спросил Митя.
- Вход? - заскрипел старик. - Вход-от есть, как же.
Потоптавшись на месте, он с неожиданной бойкостью засеменил в глубь двора. Все двинулись за ним следом и, обойдя небольшое зданьице типографии, стали у черного хода.
- Открывай, дед, - сказал Митя. - Да не бойся, мы ничего худого ни тебе, ни типографии не сделаем. Город занят красными, и мы от советской власти пришли. Ты кем тут, деда? Сторожем, что ли?
- Я-то? - переспросил старик, ежась не то от холода, не то от страха. - Я-то сторожем. Это как есть.
Он поднял на Митю белесые, с хитринкой глаза; спокойный деловитый вид Мити успокоил его. Но тут Черняк нетерпеливо толкнул его под локоть, и старик снова заробел. Суетливо пошарив под шубой, он достал связку ключей и стал наугад совать их один за другим в висящий на дверях замок.
- Эх, папаша! - сказал с досадой Маенков, которому надоела бестолковая суетня старика. - Да ты, я вижу, по старости и службу забыл. Дай-ка мне!
- А пожалуйста, - обрадовался старик, подавая дрожащими руками ключи, - только и вам то же самое - не попасть!
- О нас не тревожься, папаша, - сказал Маенков, подступая к замку, и стал примерять ключи. Ни один из них к замку не подходил. Он еще раз перебрал их все и угрожающе повернулся к старику: - Ты что же это, дядя с барки? То вовсе не те ключи!
- Не те, - с готовностью откликнулся старик, - не те и есть.
- Что же ты, коли так, вола вертишь! - рявкнул Маенков, теряя терпение и наступая на старика. - А ну, давай те.
- А те у Василь Васильича, - задребезжал старик, пятясь от Маенкова, и вдруг закричал тоненьким неестественным голоском: - Вы на меня за ради бога не напирайте! Я помереть могу со страху, вам и вовсе не попасть тогда в дверь!
Маенков оторопело уставился на старика. Митя стал между ними и спросил спокойно:
- Кто это Василь Васильич, деда? Кем он тут у вас?
- Василь Васильич? - переспросил старик, сразу затихая и успокаиваясь. - Василь Васильич, известно кто, - хозяин.
- Хозяин, - проворчал, приходя в себя, Маенков. - Какой такой может быть тут хозяин!
- Капитал, - сказал поучительно Черняк, снимая рукавицы и доставая из кармана бушлата пачку сигарет. - У них капитал абсолютно царит. Они еще белые.
- Так ключи, значит, у хозяина? - спросил Митя нахмурясь.
- У Василь Васильича, у него, - закивал головой старик.
- Вот, старая кочерыжка, путаник царя Давида, - сплюнул в сердцах Маенков. - Теперь замок ломать придется!
- Постой! - вступился Митя. - Сломать всегда успеем. Погодим, может быть, хозяин подойдет или рабочие. Сколько сейчас времени?
Часов ни у кого не оказалось, но у старика был свой, никому неведомый способ узнавать время. Он поднял к темному небу растрепанную бороденку и, прищуря один глаз, сказал с уверенностью:
- Надо быть, через час работу начинать!
- А во сколько у вас начинают работу? - спросил Маенков.
- А когда придут, тогда и начинают.
- Ну, а придут-то во сколько? - зарычал Маенков, вытирая смокшее лицо. - Ох, папаша! Чую я, помрешь ты не своей смертью!
- Свят, свят! - закрестился старик, тряся бородой. - В осмь придут, богородица-дева, радуйся. В осмь, говорю.
